– Похоже, урок этот усвоен тобою прочно. – Она подула на вилку с куском свинины. – Мне повторить мой вопрос?

– Дело в том, Шивон, что это был никакой не вопрос.

Поразмыслив, она признала, что он прав.

– И тем не менее, – сказала она.

– Ты хочешь, чтобы я ответил?

И дождавшись ее кивка, он пригубил вино. Это было красное чилийское, как она ему сказала. Три фунта бутылка.

– Можно я сначала поем?

– Ты можешь есть и говорить одновременно.

– Это проявление невоспитанности, как всегда говорила мне мама.

– А ты всегда слушался родителей?

– Всегда.

– И свято следовал их советам? – Он кивнул, жуя картофельную кожицу. – Тогда как могло случиться, что мы беседуем за столом?

Ребус глотнул еще вина.

– Ладно. Сдаюсь. Ответом на незаданный вопрос будет: да.

Она ждала, что он скажет что‑нибудь еще, но он опять занялся едой.

– В каком смысле «да»?

– Да, это правда, что я почти ничего не рассказываю о своем армейском прошлом.

Шивон шумно перевела дух.

– Легче разговорить наших клиентов в морге! – Она осеклась и на секунду прикрыла глаза: – Прости, не надо было мне так говорить.

– Ничего. – Однако движения челюстей Ребуса замедлились. Двое из недавних «клиентов» были его близкими людьми – родственник и бывший коллега. Странно воображать их лежащими по соседству на одинаковых металлических поддонах в холодильнике морга. – О моем армейском прошлом могу сказать, что я потратил долгие годы в попытках забыть его.

– Почему?

– По множеству причин. Во‑первых, я не должен был ставить свою подпись под документом о поступлении на службу. Не успел я опомниться, как уже очутился в Ольстере, где стрелял из винтовки в таких же, как я, ребят, вооруженных коктейлем Молотова. Потом эти испытания для ОЛП, на которых я чуть не свихнулся. – Он пожал плечами. – Так что вспоминать особенно нечего.

– А в полицию зачем ты пошел?

Он поднес к губам рюмку.

– А куда бы еще меня взяли? – Он отодвинул подносик и наклонился, чтобы налить себе еще вина. Подняв бутылку, он вопросительно взглянул на Шивон, но она мотнула головой. – Теперь ты знаешь, почему меня не заманишь в армию.

Она взглянула на его тарелку. Большая часть отбивной оставалась нетронутой.

– Ты ешь только овощи?

Он похлопал себя по животу.

– Очень вкусно, но, наверное, я не слишком‑то голоден.

Она секунду подумала.

– Это из‑за мяса, да? Рукам больно, когда режешь отбивную?

Он покачал головой:

– Просто я наелся, вот и все.

Но он видел, что она не поверила ему. Она опять принялась за еду, а он больше налегал на вино.

– По‑моему, в тебе есть большое сходство с Ли Хердманом, – наконец заговорила она.

– Более сомнительного комплимента мне не приходилось слышать.

– Окружающие думали, что знают его, а на самом деле не знали. Он много чего таил в себе.

– И в этом он похож на меня?

Она кивнула, выдержав его взгляд.

– Зачем ты отправился домой к Мартину Ферстоуну? У меня есть подозрение, что дело было не только во мне.

– У тебя «есть подозрение»? – Он устремил взгляд на рюмку, разглядывая в ней свое красное колеблющееся отражение. – Но я же знал, что он подбил тебе глаз!

– Что и дало тебе повод пойти поговорить с ним. Но что тебе было от него нужно на самом деле?

– Ферстоун и Джонсон были друзьями.