Зачем нам ворошить прошлое и перебирать кипы старых газет, чтобы узнать, какие именно проступки капитана так разгневали члена королевской парламентской комиссии. Мало ли мошенников прошли с тех пор через суд; держу пари, что Говард Уокер был ничуть не хуже других. Но так как он не был лордом и у него не было друзей (которые помогли бы ему по выходе из тюрьмы), он не оставил денег жене, и у него, надо в этом признаться, был на редкость скверный характер, то вряд ли ему простили бы этот последний недостаток, окажись он снова на свободе. Вот, например, когда Дублкитс вышел из Флита, семья встретила его с распростертыми объятиями, и не прошло и недели, как в его конюшне уже стояли тридцать две лошади. Драгун Пэм по выходе из тюрьмы немедленно получил место правительственного курьера, — должность эта в последнее время считается столь привлекательной (и не удивительно: курьер получает больше, чем полковник), что ее усердно добиваются наши лорды и джентльмены. Фрэнк Урагайн был послан столоначальником в Тобаго, Саго или Тикондараго, — говоря по правде, младшему сыну порядочного семейства чрезвычайно выгодно задолжать двадцать или тридцать фунтов, ибо он может быть уверен, что после этого получит хорошее место в колониях. Ваши друзья так жаждут избавиться от вас, что готовы горы сдвинуть, лишь бы услужить вам. Таким образом, все вышеупомянутые товарищи капитана по несчастью очень скоро вновь обрели благоденствие; но у Уокера не было богатых родителей, его старый отец умер в Йоркской тюрьме. Как же мог он снова занять место в жизни? Где была та дружеская рука, которая наполнила бы его кошелек золотом, а его бокал — искрометным шампанским? Поистине он был достоин самого глубокого сострадания, — ибо кто же заслуживает большего сострадания, чем джентльмен, привыкший к роскоши и не имеющий средств для удовлетворения своих прихотей? Он должен жить богато, а денег для этого у него нет! Разве же это не трагично? Что касается жалких ничтожных бродяг, каких-нибудь безработных или уволенных ткачей, — стоит ли из-за них огорчаться? Фи! Они привыкли жить впроголодь. Они могут спать на голых досках и питаться коркой хлеба, тогда как джентльмен в подобных условиях неминуемо умрет. Я думаю, что именно так рассуждала бедняжка Морджиана. Когда мошна Уокера в тюрьме начала истощаться, она, зная, что ее ненаглядный не может существовать без привычной роскоши, стала занимать у матери, пока средства этой бедной старой леди не иссякли. Как-то Морджиана в слезах даже призналась Вулси, что задолжала двадцать фунтов бедной модистке и не осмеливается включить эту сумму в долговой список мужа. Излишне говорить, что эти деньги она на самом деле отнесла мужу, который мог бы необыкновенно выгодно пустить их в оборот, не найди на него в эту пору полоса невезения в карты, а что, черт побери, можно поделать, когда не везет?!

Вулси выкупил одну из кашемировых шалей Морджианы. Однажды она забыла ее в тюрьме, и какой-то мерзавец стащил ее, послав при этом, однако, мистеру Вулси любезную записочку с указанием ломбарда, где она была заложена. Кто бы мог быть этим мерзавцем? Вулси проклинал все на свете и был уверен, что он-то знает, кто этот мерзавец, но если шаль стащил сам Уокер (как подозревал Вулси и что было вполне вероятно), вынужденный к этому необходимостью, справедливо ли с нашей стороны называть его за это мерзавцем и не должны ли мы, наоборот, превозносить его за проявленную деликатность? Он был беден, — ведь картам не прикажешь! Но он не хотел, чтобы жена узнала, до какой степени он беден, ему была невыносима мысль, что она вообразит, будто он пал так низко, что мог украсть и заложить ее шаль.

И вот Морджиана, обладательница прелестных локонов, вдруг стала бояться простуды и пристрастилась к чепцам. Как-то летним вечером, когда они с младенцем, с миссис Крамп и мистером Вулси (или лучше сказать, — когда все эти четыре младенца) смеялись и резвились в гостиной миссис Крамп, играя в какую-то самую что ни на есть бессмысленную игру (толстая миссис Крамп пряталась за диваном, Вулси кудахтал и кукарекал и выделывал всяческие штуки, которыми чадолюбивые джентльмены неизменно забавляют детей), малютка дернул мать за чепчик, чепчик соскочил, и тут все увидели, что Морджиана коротко острижена!

Лицо Морджианы стало красней сургучной печати, и она задрожала.