– Наверное, тело вашего отца вы не вскрывали, – предположил Логан.

Она покачала головой и пожала плечами:

– Не было причины. А теперь… Его же кремировали. Но зачем? Зачем кому‑то понадобилась медицинская карта Роберта Мейерса? Зачем надо было убивать моего отца? Это бессмысленно. Не могу понять, зачем кому‑то это все было нужно.

Отец всю свою жизнь посвятил здоровью детей. Врагов у него не было. Совершенно.

– Не думаю, что причина в вашем отце, доктор Пилгрим, – сказала Дана. – Думаю, она связана с тем, что хранилось в этой папке и что было известно вашему отцу. Так или иначе, это что‑то уничтожено.

Эмили Пилгрим подняла взгляд и поглядела на них через стол.

– Простите меня, одну минуточку. – Она нажала кнопку двусторонней связи. – Ты не могла бы зайти ко мне, Мишель?

Через секунду в дверь постучали, и в кабинет просунулась голова маленькой брюнетки. Пилгрим представила женщину Дане и Логану. Эта сотрудница модернизировала компьютерную систему клиники и обновляла информацию.

– Ты уже ввела в систему все отцовские карты, Мишель?

– Простите меня, доктор Пилгрим, но я весь месяц была завалена счетами. Компьютер почему‑то барахлил, и каждый счет приходилось проверять вручную. – Эмили Пилгрим досадливо потерла затылок. – Простите, доктор Пилгрим. Я могу продолжить работу сегодня же, прямо с утра.

Пилгрим перестала тереть затылок и подняла глаза.

– Продолжить?

61

Он вытянул сцепленные пальцы и сжал их так, что побелели кончики. Мейерс ждал в личном своем кабинете, и звучавший внутри голос все не умолкал. Эта чертова негритянка наотрез отказывалась сообщить, куда она увезла Элизабет, и какое бы наказание для нее ни придумывал Мейерс, он знал, что любое из них ни к чему не приведет. Ничего поделать с ней он не мог. У него были связаны руки. Кармен Дюпри послала его к черту. Вот вам и вся благодарность.

Он попал в переплет. Он принял все меры предосторожности, чтобы никто из обслуги, за исключением Питера Бутера, не узнал об измене Элизабет. Когда Элизабет исчезла, он сообщил охранникам, что у нее, очевидно, нервный срыв – видимо, напряженная общественная жизнь оказалась ей не по силам – и что он беспокоится, не захочет ли она что‑нибудь с собой сделать. Он попросил срочно разыскать ее, но шума не поднимать – не дай бог, прознают официальные лица или пресса. Все это было сутки назад.

Он опять сцепил руки и стал крутить большими пальцами.

Она ослушалась. Намеренно выказала неповиновение. Унизила тебя.

Он закрыл глаза. Руки его тряслись. Чего он только не делал, на какие жертвы не шел, желая, чтобы она повзрослела! Разве он нарушал данное ей слово? Разве не учил всему, что нужно знать женщине? Не дал ей все, о чем только можно мечтать? Он вскочил, вдруг поняв, что не в силах усидеть на месте, и, сжав кулаки, стал бегать взад‑вперед по комнате. Мало у него волнений? Мало обязанностей, ответственности? Ему надо эту чертову кампанию проводить, а вместо этого его охрана рыскает по городу, разыскивая его жену! Его собственную жену! Кукла чертова!  Но будь он проклят, если отпустит ее на все четыре стороны! Будь он проклят, если позволит разбазарить, развеять в прах все, что он создал с таким трудом! Будь он проклят, если он уступит другому, позволив наслаждаться плодами его усилий!

Раздался стук в дверь. Мейерс перестал метаться по комнате. В кабинет вошел охранник:

– Она здесь, сенатор. Миссис Мейерс здесь.

Мейерс перевел дух.

– Где вы ее нашли? – Голос его дрожал.

– Не мы ее нашли. Она сама вернулась. Вошла через парадную дверь несколько минут назад.

Мейерс взглянул на портрет Элизабет над камином.