Давайте дойдем до Барселоны и затем до Уэски. Перейдем Пиренеи через Андорру и Фуа и нападем на крестоносцев. В это время ваш дядя Санчо с войском из Каталонии и Прованса зайдет с востока, а ваш зять Раймон из Тулузы довершит дело. Когда с крестоносцами будет покончено, Папа станет гораздо сговорчивее, поскольку ваши владения дойдут до самой Ниццы, что уже совсем недалеко от Рима. В случае необходимости можно будет пригрозить ему оружием.

— Вы сошли с ума, — вмешался Мигель. — Дьявол похоти сожрал ваши мозги. То, что вы советуете дону Педро, всех нас погубит. Иннокентий III — высший представитель единственно истинной религии, ведь она ведет начало от апостола Петра, которому Иисус Христос препоручил Церковь. Посланники Папы доказали это комиссии в Каркассоне. Кроме того, это признают все самые великие христианские монархи.

В наше время религия — это политика, и любой монарх должен основывать свою власть на благодати, посланной ему Богом, и иметь поддержку церковников, которые, проповедуя в храмах, внушают людям то, что нужно. — Мигель обращался к Хайме. — Вы поддерживаете католическую Церковь, Папа и Церковь получают блага, и Церковь ратифицирует ваше божественное право на власть, дает вам отпущение грехов и обещает рай после смерти. Это хорошая сделка.

Это была грандиозная идея: стать вассалом папы и назваться по его воле Католиком. Это тот образ, который необходим правителю, когда в его королевстве — подданные четырех религий. Ведь его верность католичеству может быть оспорена в любой момент. Религиозное многообразие представляет собой опасность. Вам нужно, чтобы народ был политически един, но вы не сможете достичь этого, если он будет состоять из различных религиозных групп.

Вы думаете, что сарацины, иудеи и катары искренне клянутся вам в верности? Вам известно, по крайней мере, именем какого Бога они клянутся?

— Какая разница? — вмешался Уго. — Важно то, что они верят в то, чему приносят клятву. Давайте поступим по совести: мы не можем согласиться с уничтожением наших окситанских братьев. Мы говорим почти на одном языке, поем те же песни, думаем одинаково. Дон Педро, они не только грабят их. Они грабят вас, они воруют то, что принадлежит вам. Возьмем же оружие и разорвем на клочки этих проклятых убийц, которые называют себя крестоносцами.

Хайме колебался между двумя возможностями, которые и сам уже тысячу раз обдумывал. Его сердце было с Уго, но Мигель де Луизьен, удостоившийся титула королевского знаменосца не только за доблесть в сражениях, но и за свою политическую рассудительность, озвучил то, что говорил Хайме его разум. Ни одна из этих возможностей не была хороша.

Но дело было не только в этом. Ему было трудно принять решение по причине его собственных внутренних религиозных противоречий.

Бог и истина. Какой путь правильный? Чего бы хотел от него милосердный Бог? С какой целью он удостоил его жизни? Как мучительна неопределенность!

Танцовщица, которая сидела рядом с Хайме, поцеловала его в руку, в щеку и, в конце концов, прилегла к нему на колени. Это была красивая женщина с темными волосами и миндалевидными глазами, она пахла жасмином. Они провели вместе предыдущие ночи, девушка оказалась нежной любовницей, и он был благодарен ей за тепло, которое облегчало немного его тоску.

— Забудьте об Окситании, господин, — продолжал Мигель. — Если Папа не хочет, чтобы она была вашей, уступите ее французам. Вы можете завладеть многими другими землями Испании и утвердить в них христианство. Выдворим сарацинов из Валенсии и Балеарских островов и заведем морскую торговлю.

Мы можем поторговаться с Папой, чтобы он в обмен на наше невмешательство в дела крестоносцев поддержал нас против Генуи.