Когда это происходило, меня разбудили их мысли. Их мысли были... ужасны!
– Мысли? – мозг майора, еще не до конца проснувшийся, подыскивал какое‑то объяснение. Ну да, ведь Савинков телепат. – Так что там с их мыслями?
– Что‑то... Что‑то на них напало. В комнате Роборова. По‑моему, они играли в карты на деньги, и Роборов здорово проигрывал. Он пошел в туалет. Когда он вышел оттуда... Рублев был почти мертв! Что‑то вцепилось ему в глотку! Роборов попытался оторвать это... и оно напало на него! О Господи... Я чувствовал, как он умирает! Как... Ах... Он...
– Давай продолжай! – тихо потребовал майор.
– Он схватил эту штуковину, развернул к себе и увидел ее. Он подумал: “Я не верю своим глазам! Ой, ма‑а‑амочка! О Господи, ты знаешь, что я всегда верил в тебя! Не позволь этому случиться!”.
– Это он так думал?
– Да, – всхлипнул Савинков. – Остальное было фоновой чепухой, а меня разбудили именно мысли Роборова. И когда он умирал... я тоже это увидел!
– Что ты увидел? – Майор зажал лицо Савинкова ладонями.
– Господи, я не знаю! Оно было нечеловеческим... А может быть, человеческим? В общем, сплошной кошмар. Оно было... формы у него были совершенно ненормальные! Оно было... Как эта штуковина в стеклянном контейнере!
У майора кровь застыла в жилах. Судорожно хватая ртом воздух, он отпустил лицо Савинкова, потом схватил его за лацканы пиджака и заставил встать.
– Веди меня туда, – велел он. – Комната Роборова? Я ее знаю. Ты там был? Нет? А кто там? Ты не знаешь? Дурак! Ладно, мы сейчас туда пойдем!
Пока они шли, сирены перестали выть.
– Ну вот, хотя бы с этим легче, – буркнул майор. Он пропустил Савинкова впереди себя. – По крайней мере, я могу размышлять вслух! Слушай, а ты уверен, что не помнишь, кому ты об этом сказал? Ты и в самом деле забыл про все положенные процедуры и побежал прямо ко мне? Господи, если окажется, что ты понапрасну...
Перед дверью, которая вела в комнату Роборова, стоял сонный и в то же время нервничающий часовой. Увидев майора и Савинкова, он небрежно отдал им честь. Они вошли в помещение. Внутри находились еще два экстрасенса и сотрудник КГБ, которого звали Густав Литве. Все были бледными, всех била дрожь. Скорчившись, на полу лежала причина переполоха – или причины.
"Николай Рублев мог бы быть братом‑близнецом Савинкова”, – подумал майор, глядя на то, что открылось его взору. Да, они были одной породы. Но теперь появилась разница, заключающаяся в том, что Савинков оставался живым. И целым.
Что бы ни убило Рублева, заодно оно уничтожило и половину его лица. Недоставало всей левой стороны, где от виска до носа и подбородка были видны только голые кости. Но это было сделано не ножом и не скальпелем. Плоть была просто содрана. К тому же, у покойника была разодрана глотка – разодрана, как сделал бы это зверь – и сонные артерии торчали наружу. Майор подумал: “Куда же делась вся кровь?”.
Наверное, он что‑то произнес и вслух, поскольку его подчиненный Литве переспросил:
– Простите?
– Что? – поднял глаза майор. – Ах нет, это я про себя. Не будете ли вы добры, Густав, отыскать Василия Агурского и привести его сюда. Мне хотелось бы выяснить, какое именно животное способно сделать это. Он, может быть, сумеет ответить на мой вопрос.
Литве, с облегчением рванувшийся к двери, бросил с порога:
– Другой выглядит не лучше.
– Другой? – майор так и не пришел в себя окончательно.
– Роборов.
Майор осознал, что с ним творится неладное. Чтобы сбросить наваждение, он рявкнул:
– Он ведь был вашим коллегой, правда?
– Да, был, товарищ майор, – ответил Литве и вышел из комнаты. |