Так продолжалось год. Первым признаком перемены было то,
что она открыла свой дом в Суррее, хотя раньше собиралась его продать, и
стала жить в нем, пока я находился в школе, приезжая в Лондон только на
несколько дней за покупками и по светским делам. Летом мы с нею вместе жили
где-нибудь на побережье. Потом, когда я уже был в последнем классе, она
уехала за границу. "Я ее выдворил",-- сказал он с насмешкой и торжеством про
эту добрую женщину, зная, что я услышу в его словах вызов самому себе.
Когда мы выходили из столовой, отец сказал:
-- Хейтер, вы уже передали миссис Эйбл относительно раков, которые я
заказал на завтра?
-- Нет, сэр.
-- И не передавайте.
-- Очень хорошо, сэр.
Мы расположились в креслах в зимнем саду, и тогда он заметил:
-- Интересно, собирался ли Хейтер вообще говорить миссис Эйбл про
раков? Знаешь, я думаю, нет. Он, по-моему, решил, что я шучу.
На следующий день мне в руки неожиданно попало оружие. Я встретил
старого школьного товарища и сверстника по фамилии Джоркинс. Я никогда не
питал к нему особой симпатии. Однажды, еще во времена тети Филиппы, он был у
нас к чаю, и она вынесла над ним приговор, найдя, что в душе он, быть может,
и хороший человек, но внешне непривлекателен. Теперь я искренне ему
обрадовался и пригласил к нам ужинать. Он пришел. Он нисколько не
переменился. Отца, по-видимому, предупредили, что у нас к ужину гость,
потому что вместо обычной бархатной куртки он явился во фраке; фрак и черный
жилет вместе с очень высоким воротничком и очень узким белым галстуком
составили его вечерний костюм; он носил его с меланхолическим видом, словно
придворный траур, надетый в молодости, пришедшийся по вкусу и с тех пор
неснимаемый. Смокингов у него вообще не водилось.
-- Добрый вечер, добрый вечер. Очень любезно с вашей стороны, что ради
нас вы проделали такой путь.
-- О, мне ведь недалеко,-- ответил Джоркинс, который жил на
Сассекс-сквер.
-- Наука сокращает расстояния,--загадочно заметил отец.-- Вы здесь по
делам?
-- Ну, я вообще-то занимаюсь делами, если вы об этом.
-- У меня был кузен, тоже делец -- вы его знать не могли, это было еще
до вас. Я только на днях рассказывал о нем Чарльзу. В последнее время он у
меня не выходит из головы. Так вот он,-- отец сделал паузу перед непривычным
выражением,-- сел в лужу.
Джоркинс нервно хихикнул. Отец устремил на него укоризненный взгляд.
-- Вы находите в его несчастье повод для смеха? Или, быть может, я
употребил непонятное для вас выражение? Вы, я полагаю, сказали бы просто
"прогорел".
Отец оказался полным хозяином положения. Он сочинил для себя, что
Джоркинс -- американец, и весь вечер вел с ним тонкую одностороннюю игру,
объясняя ему всякий чисто английский термин, который встречался в разговоре,
переводя фунты в доллары и любезно адресуясь к нему с фразами вроде:
"Разумеется, по вашим меркам. |