Изменить размер шрифта - +

     -- Дорогой  мой, все курсы сейчас  закрыты.  Желающие  обучаться едут в
Барбизон и тому подобные места и пишут на открытом воздухе. В мое время было
такое учреждение, которое  называлось "Клуб  рисунка",--  мужчины  и женщины
вместе  (сопение), велосипеды (снова сопение), брюки гольф  в мелкую клетку,
полотняные зонты и, по  всеобщему мнению, свободная любовь (сильное сопение)
-- все один вздор. Я думаю, они и теперь существуют. Поинтересуйся.
     -- Главная проблема каникул -- это деньги, папа.
     -- О, на твоем месте я бы не стал беспокоиться смолоду о таких вещах.
     -- Видишь ли, я несколько поиздержался.
     -- Вот как,-- отозвался отец без всякого интереса в голосе.
     -- По правде сказать, я не  очень-то представляю себе, как прожить  эти
два месяца.
     -- Ну, я в таких вопросах наихудший советчик.  Мне никогда не случалось
"поиздержаться", как ты  весьма  жалобно это называешь. А с другой  стороны,
как иначе можно  выразиться? Быть в затруднительном положении?  В стесненных
обстоятельствах? Без  гроша в кармане? (Сопение.)  Или сидеть  на мели? Или,
может быть, в калоше? Скажем, что  ты сидишь в калоше, и на том остановимся.
Твой дедушка  говорил мне:  "Живи по своим  средствам, но если  окажешься  в
затруднении, приди ко мне, не ходи к евреям".  Все один  вздор. Ты попробуй.
Сходи  на   Джермин-стрит   к   этим  господам,   которые   дают  ссуды  под
собственноручную расписку клиента. Мой дорогой мальчик, они не дадут тебе ни
соверена.
     -- Что же ты тогда советуешь мне делать?
     -- Твой кузен Мельхиор  был неосторожен с капиталовложениями и оказался
в очень глубокой калоше. Так он уехал в Австралию.
     Я  не помнил отца таким довольным с тех пор, как он  когда-то нашел две
страницы папируса второго века между листами Ломбардского часослова.
     -- Хейтер, я уронил книгу.
     Книга была поднята с пола,  раскрыта и прислонена  к графину. Остальное
время  обеда он  провел  в молчании,  иногда  нарушаемом  веселым  сопением,
которого, как мне казалось, не мог вызвать штудируемый им трактат.
     Потом мы покинули столовую и расположились  в  зимнем  саду, и здесь он
непритворно забыл о  моем существовании; мысли его, я знал, витали далеко, в
тех  давних  столетиях, где  он чувствовал  себя  непринужденно,  где  время
измерялось веками и у всех фигур были стертые лица и имена, которые на самом
деле оказывались искаженными словами с совершенно другим значением. Он сидел
в позе, которая  для всякого, кроме него, была бы вопиюще неудобной -- боком
в своем  высоком кресле, держа у самого лица повернутую к свету книгу. Время
от времени он  брался за карандаш в золотом футлярчике, висевший  у  него на
цепочке от часов, и делал заметки на полях. За распахнутыми окнами сгущались
летние  сумерки;  тиканье  часов,   отдаленный   шум  уличного  движения  на
Бейсуотер-стрит и шелест переворачиваемых отцом  страниц  были единственными
звуками.  Поначалу  объявив себя банкротом, я счел  разумным воздержаться от
курения сигары, но теперь,  отчаявшись, сходил в свою  комнату и принес одну
гавану.
Быстрый переход