Роланд посмотрел на часы. Одиннадцать сорок шесть. Еще четырнадцать минут.
— Почему бы нам, — спросил он сегодня днем у Эвана, — не пойти туда пораньше, скажем, до заката, вызвать Богиню, объяснить ей все и пойти домой? И пусть дальше она сама справляется.
Ответ Эвана, как это часто бывало, оказался вопросом.
— И мы попросим Богиню подождать ради нашего удобства? — И сам же ответил: — Нет. Мы ее позовем в момент нужды.
И Эван улыбнулся, увидев недовольную мину Роланда.
— Есть максима, оставшаяся от старых времен и в новых тоже действующая: «Боги помогают тем, кто сам себе помогает».
— Опять банальность из печенья с предсказанием, — фыркнул Роланд.
Постукивая по спинке стула, Эван закинул ногу в ботинке на кухонный стол.
— Эти предсказания из печенья бывают весьма разумными.
Они пошли к центру Круга. Ребекка держала за руку Эвана, Роланд — Ребекку. Этот контакт поддерживал, помогал делать шаг за шагом, хоть они и знали, что ждет их в конце пути. Чем ближе они подходили к Тьме, тем тише становились звуки вечернего города, и под конец они словно плыли в тишине, нарушаемой лишь тихим серебряным звоном браслетов Эвана. Они молчали. Все уже было сказано.
— Эван, а что будет делать Адепт Тьмы, пока я буду петь?
— Пытаться тебя остановить.
Роланд подумал, что знал этот ответ заранее.
— А ты?
— Защищать тебя.
— Я не то чтобы сомневаюсь или что, но ты сможешь?
Эван грустно улыбнулся.
— Победить его я не смогу — слишком сильно сдвинулись весы, но смогу отвлечь настолько, чтобы ты закончил песню. А тогда уже все будет зависеть не от нас.
Они чуть обошли Круг, избегая зоны Врат Тьмы, и остановились на траве под выстроившимися полукругом дубами.
Что-то тихо прошелестело, и Роланд ощутил прикосновение к волосам. Он глянул вверх, но на ветвях не было маленького народца, и ветер тоже ветвей не шевелил. Роланд взглянул на своих спутников, но они, кажется, ничего не почувствовали, так что он пожал плечами и решил не обращать внимания. Вряд ли будет время беспокоиться насчет деревьев.
Они подходили все ближе к центру лужайки, и присутствие Тьмы стало ощущаться почти физически. Она выступала, как болотная жижа, там, где пролилась кровь, клубилась вокруг ног, протягивала туманные щупальца к коленям, с каждым их шагом поднимаясь чуть выше.
— Назад! — рявкнул Эван. — Этот мир еще не твой!
Он развел руки, и вся лужайка очистилась, кроме бурлящей массы, отмечавшей место жертвоприношения.
— Так-то лучше, — одобрил Роланд. Потом он заметил, что остальной мир, мир за пределами Круга, как бы отделился от них барьером, напоминавшим закопченное стекло. Сквозь него было видно, но неясно, и дома казались призрачными и нереальными.
Одиннадцать пятьдесят семь.
— Эван, — Роланд поставил футляр на траву и расстегнул замки, — я ведь не видел этой песни до сегодняшнего утра. Что, если я собьюсь?
Эван слегка потрепал его по плечу, ободряя, но сказал только одно:
— А ты не сбейся.
— Не сбейся, — повторил Роланд. — Ладно.
Вынув Терпеливую из футляра, он накинул на плечи ремень и встал.
«Четыре куплета, вступление и финал и переход из ре-минор в фа-мажор. |