Когда  Виктор  решил,  что  он  спит,  вдруг  широко  распахнул  глаза   и

внушительно сказал:

     - Именно так! Мелкие игрища, возня  у  власти.  Вся  эта  пародия  на

феодализм  кончится  большой  кровью.  Но  и  ваши  грандиозные  битвы  за

стратегически важные коровники и сортиры -  всего  лишь  имитация,  муляж,

химера...

     - Что, что? - спросил Виктор, морщась от боли.

     - Битое стекло! - снова вздел палец старик. - Старая трагедия  только

сейчас заканчивается, а в ожидании конца все эти правители  и  присные  их

пытаются склеить старое зеркало цивилизации. Под руки  попадаются  смешные

предметы, обломки вазы, бокала, писсуара... Но из них ничего  не  склеишь.

Чем больше пытаетесь вспомнить, тем больше забываете. И  ваши  опереточные

походы - возня с осколками. Когда повзрослеете, выбросьте к чертям осколки

и займитесь настоящим делом.

     Виктор с трудом понимал, о чем говорит старик. Виной  тому,  наверно,

была стреляющая боль. Нога горела, светлые щели в  окнах  нестерпимо  жгли

глаза, хотелось закрыть их и лечь.

     - А ты, - еле разлепив губы, спросил он сипло, - а ты что делаешь?

     Старик внимательно посмотрел на него, вздохнул.

     - Чтоб я знал! - горько сказал он. -  Порой  мне  кажется,  что  я  -

последний из моего народа, кто остался на этом огромном пространстве между

двумя океанами. Еще в прошлом веке... Или в прошлом тысячелетии  все,  кто

еще обретался в сей юдоли, покинули эти пределы, ушли туда, где начиналась

история. А я остался у котлов мясных.  Звала,  звала  меня  родня  во  все

концы, во все пределы, у меня одних племянников  на  всех  континентах  не

счесть. Я,  можно  сказать,  родовитый  космополит...  -  Старик  негромко

рассмеялся.

     - Но я остался,  -  продолжал  он.  -  И  не  потому,  что  мне  было

интересно, как наступает судный день на этой земле, нет,  я  не  настолько

бессердечен. Просто не успел. Или не захотел,  не  помню.  Когда  началась

пандемия, я уже не мог уехать отсюда. Помогал, делал все, что мог,  а  мог

очень мало. И вот я остался один! - Голос его окреп,  плечи  распрямились.

Он будто стал выше ростом. - Я остался один, но голос мой не будет услышан

в пустыне. Скоро я уйду, завершатся мои земные дела. Я даже  рад,  что  не

увижу наступления новых времен. А новые времена набухли гроздьями, вот-вот

прорвет плотину, а старой  истории  и  старым  людям  нет  места  в  новом

потопе...

     Виктор закрыл глаза. Голос старика  гремел  в  ушах,  острыми  иглами

сыпался в голову.

     - Я не знаю, где встречу свой последний день, - говорил старик, -  но

я смежу веки свои с  улыбкой.  Может,  я  самый  старый  человек  из  всех

живущих. Я жил в двух веках и двух тысячелетиях, видел величие  и  падение

империй. У меня были друзья и враги. Все они давно мертвы. Умру и я.

     Он умолк. Ксения подождала немного, а потом уважительно спросила:

     - Ты из тех, кто видит будущее?

     Старик улыбнулся и покачал головой.