отлетела в сторону, а скелет обратился в груду костей.

     - Russische Scweine!  -  пробормотал череп,  щелкнул несколько раз  нижней

челюстью и замер.

     - Вот так,  -  гордо выпрямился Апраксин и победно оглядел толпу. - Так мы

их в войну били!  Помню,  комбат встает:  "За Родину!  За Сталина!" -  и мы как

кинемся  на фрица! Ураааа! Урааааа!

        - Слышь,  дед,  -  с ревностью героя,  теснимого на второй план, сказал

Овечкин, - хорош орать! Кати тележку, надо его в яму свезти.

     Глава вторая

     Через неделю,  когда пересуды в Россошках достигли апогея и выплеснулись в

окрестности,   подобно  перебродившей  квашне,  единственная  войсковая  часть,

располагавшаяся у Немецкого пруда,  была неожиданно поднята по тревоге.  Личный

состав  погрузили  на  "Уралы"  с   брезентовыми  тентами  и  куда-то  вывезли.

Вернувшись, солдаты вели себя смирно и даже за самогонкой в Россошки не бегали,

а  вскоре  часть  в  полном  составе  перевели  куда-то  на  Дальний  Восток  и

попрощаться солдатикам с подружками не дали.  Да что там солдатики, офицеров из

части не  выпускали.  Один только,  который сам был местным,  тайно выбрался из

расположения части попрощаться с молодой женой.  На вопросы родни и знакомых он

не отвечал,  все больше молчал. Только когда его по обычаю проводили застольем,

офицерик,  хлебнув крепчайшей местной самогонки из томатов,  проговорился,  что

выезжали они  под  Воронеж,  в  самый Новохоперский заповедник,  где уничтожили

группу живых немецких скелетов,  пробиравшихся ночами на запад. Днями покойники

отлеживались в лесополосах или на подвернувшихся по пути кладбищах,  а по ночам

строем шагали в родной фатерлянд.

     Потом офицер тот  уехал вместе со  своей частью,  и  даже  письма от  него

поступать перестали.

     Впрочем,  и  зловещая  яма  опустела,  а  страшные слухи  постепенно стали

забываться.

     Но  все-таки  свое черное дело слухи эти  сделали:  в  Рос-сошки нагрянули

уфологи.

     Было их целых три. Один - пенсионного возраста отставник из армейских, что

сразу же  чувствовалось по  выправке и  суховатой вежливости.  Отставника звали

Ника-нором  Гервасьевичем  Ворожейкиным,   служил  он  когда-то  в   той  самой

знаменитой ракетной  части,  которая  во  Вьетнаме пыталась обстрелять летающую

тарелочку,   но  сама  попала  под  огонь  неизвестного  оружия.   Последствием

вьетнамской схватки  с  космическим агрессором явился  для  Ворожейкина паралич

левой руки, с которой тот после госпиталя не снимал тонкой черной перчатки. Был

он  в  свои  шестьдесят пять  лет  невысок,  худ  и  смуглолиц.  Лицо обрамляла

небольшая испанская бородка,  которая  вместе  с  усиками придавала Ворожейкину

нечто донжуанское.  Так бы мог выглядеть дон Жуан на пенсии, если таковая ему в

Испании причиталась.  Глаза у  Ворожейкина были серые и печальные,  а стрижка -

самая старомодная, канадка.