Сидела на подоконнике в одних трусах, смотрела в окно и говорила, говорила:

– Я постоянно тебе изменяю, убегаю от тебя и возвращаюсь, ты терпишь. Это невыносимо. Наори на меня, ударь, выгони – я пойму… Но ты отвратительно терпелив, ты всё понимаешь, ты не осуждаешь и жалеешь – и это невыносимо. Меня жрёт моя вина, я устала считать, сколько раз ты меня спасал и сколько всего мне простил. И ведь ты меня даже не любишь.

– Марта…

– Молчи. Дай мне хоть раз выплеснуть это из себя!

Я не стал напоминать, что это далеко не первый разговор. Если ей это надо – пускай выскажется.

– Ты никого не любишь! Для тебя что я, что твои драгоценные подростки, что мой сын…

Ни разу не сказала «наш сын». Мы не выясняли, кто отец, хотя сейчас это просто и недорого. По крайней мере, я не выяснял. Решил – да плевать. Какая, нафиг, разница. У меня тогда на шее повисло больше двух десятков детей происхождения и вовсе странного. Я стараюсь быть ему отцом – как могу и умею.

– Боже, как мне стыдно перед ним… Каждый раз возвращаюсь и думаю – всё, с этим покончено! Я вымолю прощение и буду жить с вами, стану примерной женой и матерью. Но потом… не чувствую себя живой. Только обузой, никчёмной чужой тульпой, подобранной из жалости. Очередной твоей воспитанницей, которой самое место в детдоме для трудных подростков! Я изменяю тебе, чтобы почувствовать себя настоящей, кому то нужной, хотя бы ненадолго. Вместо этого чувствую себя дурой, дрянью и шлюхой, но не могу остановиться. Я бы сбежала от тебя навсегда, но без тебя я начинаю медленно умирать, растворяться, как сахар в чае… Может быть, я однажды так и сделаю. Не вернусь, растворюсь и исчезну.

Ненавижу женские истерики.

– Марта…

– Я знаю всё, что ты мне скажешь!

Я тоже слышу это не первый раз, но её же это не останавливает? Сейчас она порыдает, получит порцию утешений, заверений в том, что она нужна мне и нужна сыну, зальётся слезами раскаяния, скажет, что больше никогда нас не бросит, мы займемся сексом, но уже через пару недель она начнёт прикидывать, куда бы поехать за приключениями. И всё повторится.

Почему я это терплю? Потому что я невыносимый сексист (версия дочери). Считаю, что в семье всегда виноват мужчина. Не справился, не предотвратил, не уберёг, не научил, не помог. Дочь считает, что этим я унижаю женщин, относясь к ним, как к неполноответственным особям. Отказываю в естественном человеческом праве быть говном.

Или дело в чувстве вины и чувстве ответственности, которые у меня неразрывны. Принял ответственность за Марту – но не справился. Не смог сделать счастливой. Так и не осилил полюбить.

– Почему мама нас не любит? – спросил Мишка как то.

Что можно ответить на такой вопрос сыну?

– На самом деле любит, – сказал я. – Тебя так уж точно. Просто с ней однажды случилось плохое и страшное. Она как человек, который когда то сильно ударился. Понимаешь?

– Нет.

– Представь, что кто то катался на велосипеде и упал.

– Конечно, я сто раз падал.

– Не просто упал, а сильно ушибся и ещё сильнее испугался. Так сильно, что боится сесть на велосипед. И даже видеть его не может, потому что это страшный предмет, который сделал ему больно. Но ему надо ехать, и он пытается. Едет, крича от страха и зажмурившись, поэтому постоянно падает, начинает бояться ещё сильнее.

– Так пусть бросит велосипед и идёт пешком!

– Если бы всё было так просто…

Однажды Марта в очередной раз «бросила велосипед». То есть меня. Пополнила мою коллекцию записочек ухожулек.