– Мой несознательный родитель решил кинуть общественность на свой юбилей.

– Нашему винтажному директору стукнет сто? Или двести?

– Я сама его стукну, если он будет и дальше уныло отрицать свой сороковник. Как будто, если его не отмечать, он не настанет!

– Всего сорок? – потешно выпучила глаза Клюся. – А кряхтел то, кряхтел… Нет уж, уважаемый Аспид, право называться «противным старпёром» надо заслужить! Так что даже не думай уклониться. Иначе мы соберёмся под дверью кабинета и будем тебя хором «хеппибёздить», пока уши в трубочку не свернутся.

– Да всё уже, всё, понял, осознал, исправлюсь. Делайте что хотите. Хоть военный парад с боевыми слонами устраивайте. Я всё вытерплю ради вас.

Если к делу подключилась Клюся – сопротивление бесполезно. Я её считаю кем то вроде взрослой приёмной дочери, наверное. Но если Настасью можно как то переспорить или, в крайнем случае, воззвать к своему шаткому родительскому авторитету, то Клюся – это стихия и ураган. Всё сметёт на своём пути. Вон как глазки то заблестели, точно теперь будет фонтан идей.

– Но это вы потом обсудите. А теперь по приблудной девице Алёне Митрохиной.

– Видела её, – кивнула Настя. – Она косплеит эту, как её, из Большой Дорамы… Джитсу?

– Джиу, – поправила её Клюся.

– Так ты смотришь эту дурь? – подняла брови Настя.

– А ты, можно подумать, нет.

– По крайней мере, не эту дурацкую линию для любителей комиксов.

– Можно подумать, ваш депрессивный артхаус лучше.

– Ничего ты не понимаешь в искусстве!

– А твой унылый папахен вообще её не смотрит, представляешь? Может, он больной?

Наноскин на её лице сдвинул вверх брови и расширил глаза, сделав забавно озабоченную мультяшную рожицу.

– Он здоров, – серьёзным тоном сказала Настя, – просто он зануда.

– Спасибо, подруга, успокоила. Этот диагноз я ему поставила ещё при первой встрече.

Я только вздохнул и головой покачал. Эти девицы могут трындеть бесконечно.

– Эй, у нас совещание по административному вопросу.

– Точно, зануда! – кивнула Клюся. – Ну да ладно. Что ты решил?

– У меня пока нет ответа, – признался я. – Там что то странное. Вроде не во что ткнуть пальцем, но…

– Знаменитая интуиция?

– Я просто директор детдома, мне интуиция по должности не положена. Справляюсь как умею – кнутом, пряником, врождённой харизмой и благоприобретённой склочностью.

– И что тебе подсказывает твоя склочность в этом случае?

– Что за этой девицей придут проблемы.

– Тебя это никогда не останавливало, – фыркнула Настя.

– Я не знаю, как лучше. Минусы понятны – нездоровый прецедент. Если мы её возьмём, не побегут ли к нам другие семейные детишки?

– Ты переоцениваешь свою харизму, – сказала Клюся.

– А ты недооцениваешь склонность подростков шантажировать родителей своим уходом. Несколько случаев – и мы станем «пугалкой для предков».

– Отец, никто сейчас не говорит «предки». И «родаки». И «старики» тоже, – вздохнула Настя.

– А что говорят?

– «Доцики». Доцифровые, то есть.

– Не, – заспорила с ней Клюся, – «доцики» – это не столько родители, сколько взрослые вообще. Я слышала «матрица и патриций». А ещё «мои грамсы», не знаю, почему.

– Этимологически восходит к «Grandma». А может, и к «граммофону» как символу аналогового мира, – пояснила Нетта.