Хорошо хоть попытки строить мне глазки прекратились. Я слишком старый даже для фрейдистских заморочек девичьей безотцовщины.
О чём они шепчутся – знать не хочу. Технически, система контроля есть, это же «время кобольда». Но я торжественно обещал детям, что не буду за ними подсматривать. И мне поверили. Это ж каким гондоном надо быть, чтобы их обмануть? Хватало ситуаций, когда был соблазн – подростки склонны к внезапным безумствам, – но я обходился обычными взрослыми подлостями: превосходством в жизненном опыте, хитростью, манипуляциями и психологическим давлением. У них и так проблемы с доверием, этот мир уже их хорошенько кинул.
– И что ты ей рассказала?
– Простите, Тондоныч, больше, чем стоило бы… Сама не знаю как, честно! Мы сели в кафе, она угостила меня мороженым, начала расспрашивать – и меня как понесло! Я прям заткнуться не могла! Говорила и говорила… Ну, всё, что сама знаю, и что про вас треплются всякие… И по Марту… Как она… с вами… И что про Клюсю всё вранье, что вы хороший, но бываете грустный…
– Так, так, стоп. Мила, для начала – перестань реветь.
– Мне та а ак сты ы ыдно! Я должна была сразу рассказать, но мне было стыдно! Я потом в Макара вернулась, сначала ничего, а потом ка а ак поняла! Меня аж затошнило: «Ох, думаю, что я же какой то девчонке всё всё растрепала? Она же не наша!» Мало ли что на Джиу похожа…
– Мила, ничего страшного не случилось. Не переживай. Ты не можешь рассказать обо мне ничего секретного. У меня нет секретов.
– Правда? Вы не сердитесь?
– Слухи о том, что я ем детей, немного преувеличены.
– Я знаю. Простите, я сделала глупость.
– Глупости случаются. Нашла силы рассказать – и умничка. Иди, умойся и успокойся, всё будет хорошо.
– Точно?
– Верняк.
– Спасибо!
Что то я всё меньше себе верю.
Нетта проявилась в полутьме зашторенного кабинета. Цветные глаза светятся золотом и мёдом. Остальное мой мозг решил не раскрашивать. Я залюбовался – вкус на ракурс у неё отменный. Каждый раз – будто портрет кисти старых мастеров.
– А ты изменилась, – отметил я внезапно.
Постепенные изменения не замечаешь, но меня вдруг осенило – это давно уже не та смешная глазастая девица, которая дурачилась и резвилась в игре. Это взрослая женщина с тонкими и строгими, слегка даже трагичными чертами лица.
– Повзрослела, Антон. Как и ты.
– Зачем?
– А зачем тебе сорок?
Хороший вопрос. Кому бы его задать?
– Нетта, душа моя, у меня хреновые предчувствия.
– Антон, друг мой, а у тебя бывает иначе?
– Нет, – признался я. – Давно уже нет. Нетта, почему мне так херово?
– Потому что ты одинок.
– Глупости. У меня есть дочь и сын. У меня есть Клюся. У меня куча проблемных детишек с отменными тараканами в бошках. У меня, надеюсь, ещё где то есть Марта. У меня есть ты.
– Это всё не то, Антон. Это те, кто опирается на тебя. А на кого обопрёшься ты?
– На тебя?
– Меня нет, друг мой сердечный. Я проекция, игра твоего обманутого мозга. Если ты попробуешь на меня опереться – то просто упадёшь.
Он провела свою руку сквозь мою.
– Помни об этом, Антон. Всегда.
– Да плевать. Весь мир вокруг – игра моего обманутого мозга. И ты лучшая из иллюзий, среди которых я живу.
– Не живи среди иллюзий. Вокруг тебя полно реальных людей, а ты общаешься с последним на свете вирпом.
– Реально последним?
– Кобальт давно отключил персональных помощников. |