Эмиры агабейские, напуганные угрозой сепаратизма, предпочли иметь на юге слабых данников, чем сильный собственный форпост.
Пробившись через сутолоку порта, Элина оказалась в одном из кварталов города. Здесь не было роскошных дворцов с большими розовыми и синими куполами, изразцовыми стенами, изящными резными балюстрадами и необычайно высокими, устремленными в небо башнями, похожими на гигантские свечи; подобное великолепие сосредоточено было в центральной части Харбада. Однако не был это и район трущоб, с немощеными узкими улочками и громоздящимися друг на друга кособокими мазанками, где вечно висит в воздухе пыль, духота и вонь нечистот. В примыкавшем к порту районе, по которому шла Элина, располагались в основном лавки и жилища торговцев (впрочем, наиболее богатые купцы жили в другом квартале, подальше от портовой толчеи; их роскошные дома утопали в зелени садов, как и особняки знати). Здания торгового квартала нельзя было назвать роскошными, однако их создатели явно уделяли больше внимания декоративным элементам, чем прагматичные строители Запада. Если на Западе основными элементами архитектуры были прямая и плоскость (и даже зодчие древней Эхассы использовали тот же базис, хоть и разнообразили его колоннами и статуями), то здесь – свод, арка, купол. Нередко встречались тонкие резные колонны, многоугольные окна, мозаика на стенах. Элина уже видела этот стиль в новых кварталах Эль‑Хасара; здесь он проявлялся еще более ярко.
На улицах было немало народу, в основном, конечно, из незнатных сословий; но так же, как и архитектура, одежда агабейцев производила впечатление большей пышности и меньшей функциональности по сравнению со строгими повседневными костюмами жителей Запада. Чалмы, теплые халаты (даже и в этих южных широтах все же стояла зима, хотя, конечно, она больше напоминала прохладный летний день в Тарвилоне), широкие кушаки, шаровары, остроносые туфли… Большинство двигалось пешком, хотя пару раз навстречу Элине неспешно протрусили агабейцы на ишаках, а на перекрестке улицу важным шагом пересек одногорбый верблюд, неся на спине грузного не по летам молодого человека. Затем сзади послышался быстрый цокот копыт, и Элина обернулась. По улице скакал воин – об этом свидетельствовали кривая сабля и круглый щит; в глаза бросались его длинный черный плащ и алый тюрбан. Тонконогий белый конь с изящной маленькой головой на длинной шее не походил ни на западных, ни на степных и тургунайских сородичей. Сабля покоилась в ножнах, но рука агабейского солдата сжимала иное оружие – ременную плеть, которой он, не церемонясь, стегал прохожих, не поспешивших освободить дорогу его коню. Элина, возмущенная подобной манерой, хотела было демонстративно остаться у него на пути, положив руку на рукоять меча – она не сомневалась в быстроте своей реакции – однако вспомнила, что говорили и ее отец, и Эйрих относительно храбрости и безрассудства, и нехотя шагнула в сторону.
Но вовсе не это произвело самое сильное впечатление на графиню. Среди пестрой уличной толпы двигались невысокие фигуры, с головы до пят облаченные в коричневые или серые балахоны, полностью скрывавшие лицо и тело. В первый момент Элина почувствовала страх и брезгливость одновременно: несколько раз в жизни ей приходилось видеть подобные балахоны на Западе, их носили прокаженные. Но затем графиня поняла, что в нормальном городе не может быть такого количества прокаженных, тем паче что ни у кого из них не было обязательного колокольчика, коим прокаженный предупреждает о своем приближении. В следующий миг она осознала, что видит в толпе бородатые лица мужчин и безбородые – юношей, но ни одного женского, и ужасная истина открылась ей. Выходит, эти несчастные создания, обреченные носить одежду прокаженных, причем, наверное, не только зимой, но и летом, в жару – это и есть… Элина вспомнила, что Эйрих говорил о странах Востока, где женщины не имеют права открывать лица, но она не ожидала, что это выглядит – так. |