Изменить размер шрифта - +
Могу ли я, в свою очередь, узнать ваши благородные имена?

– Эрвард Эльбертин, – ответила графиня, с явной неохотой скрывая свое настоящее имя. – А это Эйрих. (Тот даже не кивнул, занятый разведением костра. ) И прошу вас, Йолленгел, не выражайтесь столь цветисто. Мы в лесу, а не на придворной церемонии.

– Хорошо, – неожиданно просто согласился эльф. – Мне и самому кажется нелепым следовать этикету, за соблюдением которого уже некому следить.

– Вы хотите сказать, – произнесла потрясенно Элина, когда до нее дошел смысл этих слов, – что из вашего народа больше никого не осталось?

– Может, в каких‑то дальних краях кто‑то еще и уцелел, но по крайней мере в этих лесах я последний, – спокойно ответил Йолленгел.

– Но как такое могло случиться? – допытывалась Элина почти с возмущением, не задумываясь, что ее распросы могут причинять эльфу боль. – Ведь у вас когда‑то была цивилизация, не уступавшая человеческой… легенды говорят, что даже превосходившая… Как же вы позволили истребить себя каким‑то дикарям?

– В определенной мере мы это заслужили, – ответил Йолленгел.

– Это расплата за снобизм… Мы на протяжении многих веков смотрели свысока на людей с их суетой, сосредоточив свои усилия в сфере искусства. Но в нашей свободе от мелочных проблем, столь обременительных для человека, не было нашей заслуги – мы просто пользовались природной силой магии. Мы не были связаны с ней столь же тесно, как феи и другие существа, которым магия обеспечивала само их физическое существование – они исчезли гораздо раньше, в последние годы чародейских империй. Нет, мы вполне можем жить без магии – точнее, существовать… но всеми теми свойстами, которые вызывали у людей сначала восхищение, а потом раздражение, мы обязаны ей. Когда‑то мы жили по несколько столетий – не более, впрочем, бессмертными мы были лишь в воображении короткоживущих людей… мы всегда отыскивали дорогу в лесу, могли пройти по самому топкому болоту и самому глубокому снегу, словно по каменному плато, а наши стрелы летели на милю и находили цель в самой густой чаще. Но увы – все это ушло вместе с умирающей магией. Ирония судьбы состоит в том, что когда люди, обуреваемые завистью, все‑таки ополчились на нас, завидовать было уже нечему. Мы не просто были отброшены на одинаковый с ними уровень – нет, наше положение оказалось гораздо хуже, потому что у нас не было ни знаний и навыков, необходимых для выживания в новых условиях, ни… элементарной выносливости, психической и физической.

– Зачем же вы откочевали в эти дикие восточные леса, а не остались в цивилизованных странах?

– Увы, – печально улыбнулся эльф, – на Западе отношение к нам было немногим лучше.

Элине нелегко было это переварить. Она привыкла гордиться западной цивилизацией и ее героической историей – согласно легендам, именно Западу принадлежала ведущая роль в свержении власти чародеев, именно с гордого и свободолюбивого Запада пошла волна освобождения человечества из‑под опеки магов. И до самого последнего момента графиня полагала, что слова о «людях, обуреваемых завистью», относятся к луситам.

– А ведь мы по природе так близки к людям, – с болью в голосе продолжал Йолленгел. – Гораздо ближе, чем те же гномы, которые суть ни что иное, как измельчавшая мутация троллей. У людей и эльфов даже могут быть общие дети… правда, бесплодные. Хотя, наверное, это стало лишь еще одной причиной для ненависти… Впрочем, в этих лесах прежде жили существа, совсем не похожие на человека – так их истребили еще раньше. Они сами виноваты – были агрессивны и лезли на рожон, в то время как нам хватало ума прятаться.

Быстрый переход