|
Но кого это волнует? Если уж говорить, возмездие ждало нас намного раньше. Город должен был рухнуть вокруг меня. После университета подруга заговорила о свадьбе: – Я хочу за тебя замуж, лягушонок. Хочу жить с тобой и родить тебе ребенка. Мальчика с таким же большим хозяйством, как у тебя. – Я не могу, – ответил Ёсия. – Я тебе раньше не говорил, но я – дитя Божье. А потому не могу жениться на ком попало. – Что, правда? – Правда, – ответил Ёсия. – Правда. Извини, конечно. Теперь он встал на колени, зачерпнул песок и медленно ссыпал его сквозь пальцы. Потом зачерпнул еще одну пригоршню, и еще… Холодный песок тек меж пальцев, а он вспомнил, как в последний раз пожал ссохшуюся руку Табаты. – Ёсия, долго я не протяну, – хрипло говорил Табата. Ёсия попытался было ему возразить, но тот лишь слабо кивнул. – И это ладно. Жизнь – кошмарный сон. Мне показали дорогу, и до-сюда я смог добраться. Но перед смертью я должен сказать тебе вот что. Мне стыдно это гово-рить, но сказать я должен. Меня часто посещали дурные мысли о твоей матери. Как ты знаешь, у меня есть семья, и я люблю ее всем сердцем. А у твоей матери – душа невинная. Но несмотря на это, я жаждал ее тела. И не мог себя удержать. За это я хочу извиниться перед тобой. «Извиняться здесь не за что. „Дурные мысли“ посещали не только вас. Даже я, ее сын, и тот стоял на пороге искушения», – хотел было сказать Ёсия, но передумал. Скажи он, Табата лишь расстроится. Ёсия молча взял его руку и долго сжимал ее. Будто хотел передать по руке все, что творилось у него на душе. Наше сердце – не камень. Камень и тот рано или поздно пре-вратится в песок. А вот сердце – нерушимо. Будь то добро или зло, мы можем до бесконечности передавать друг другу эту неощутимую субстанцию. Все божьи дети могут танцевать. На сле-дующий день Табаты не стало. Ёсия стоял на питчерской горке, вверив себя потоку времени. Откуда-то издалека доноси-лась сирена «скорой помощи». Задул ветер, разгулял траву, выслушал ее песню и утих. – Боже! – вырвалось из уст Ёсии. Таиланд Раздалось объявление: «Самльёт сичас объезжат плёхой турбульентось. Просьба заньять свои место и застьегнуть ремьень». Сацуки думала о своем и не сразу поняла, что на ломаном японском объявила тайская стюардесса. Сацуки прошиб пот. Очень душно, будто ее обдает жаром. Все тело пылало, капроновые колготки и бюстгальтер стискивали его. Вот бы все это скинуть, остаться совсем без одежды, думала она. Сацуки приподняла голову и огляделась. Судя по всему, от жары страдала только она. Остальные пассажиры бизнес-класса, прячась от холодных струй кондиционера, укутались по шею в пледы и смирно спали. Пожалуй, у меня прилив жара. Она покусывала губы, пытаясь сосредоточиться на чем-нибудь и забыть о приступе. Открыла книгу на заложенной странице и принялась читать дальше. Но отвлечься, естественно, не получилось. Жар просто необычный. А до посадки в Бангкоке еще долго. Она попросила у проходившей мимо стюардессы воды, нашла в сумке коробочку и отправила в рот гормональные таблетки, которые забыла выпить накануне. Она в очередной раз убедилась, что климакс – не что иное, как насмешливое предупрежде-ние Бога человечеству, искусственно продляющему себе жизнь. Или гадкая шутка. Еще какие-то сто лет назад средний срок жизни не превышал пятидесяти лет, и женщины, жившие после кли-макса двадцать, а то и тридцать лет были примером из ряда вон выходящим. Проблема даже не в том, чтобы поддерживать организм после того, как яичники или щитовидная железа перестанут нормально выделять гормоны, не в возможной связи снижения уровня эстрогенов после прекра-щения месячных и болезни Альцгеймера. Для большинства людей нормально питаться каждый день – куда более важная задача. Если задуматься, развитие медицины лишь добавило человече-ству проблем, раздробило их и тем самым все только усложнило. |
