Изменить размер шрифта - +
Полезно в том чис-ле и для щитовидки…
Она пожала приятелям руки, обнялась с ними на прощанье, договорилась о следующей встрече и была такова.
На следующее утро, как и планировалось, к гостинице подкатил лимузин – темно-синий «мерседес-бенц» старой модели. Блестящий, как драгоценный камень. На кузове – ни пятнышка. Красивее любой новой машины, как будто его выдернули из чьей-то ирреальной химеры. Гиду-водителю было чуть за шестьдесят. Худощавый таец, накрахмаленная белая рубашка с коротки-ми рукавами, черный шелковый галстук, темные очки. Загорелый, с тонкой изящной шеей. Стоя перед Сацуки, он не пожал руку, а сложил ладони и слегка поклонился на японский манер.
– Зовите меня Нимит. Всю эту неделю я буду вас сопровождать.
Нимит – это имя или фамилия? Как бы там ни было, он – Нимит. Нимит говорил очень вежливо на удобоваримом английском. Ни разбитного американского акцента, ни сдержанного британского. Иначе говоря, акцент в его речи почти не улавливался. Такое ощущение, что она раньше где-то слышала этот английский, но где – припомнить не могла.
– Очень приятно, – ответила Сацуки.
И они вдвоем оставили за спиной душный, сутолочный и шумный Бангкок со всем его смогом. Машины давились в пробке, люди орали друг на друга, воздух резал вой клаксонов, пронзительный, как сирена воздушной тревоги. В добавок ко всему дорогу перегородили слоны. Причем не два и не три.
– Интересно, что они здесь делают? – поинтересовалась Сацуки у Нимита.
– Их пригоняют люди из провинции, – вежливо ответил тот. – Это – рабочие слоны, они переносят бревна. Но только на это не проживешь, вот хозяева и учат животных всяким трюкам и показывают иностранным туристам за деньги. Уже весь город заполонили, жителям от них сплошные неудобства. Бывали случаи, когда слоны пугались чего-то и пускались в бегство. Много тогда они помяли машин. Конечно, полиция не дремлет, но отобрать слонов у погонщи-ков тоже не может: куда их девать, и потом – кто их всех прокормит? Вот только и остается, что выпускать на волю.
Машина вскоре выехала за город, на хайвэй и помчалась прямо на север. Нимит вынул из бардачка кассету и негромко включил музыку. Полился джаз. Какая-то очень старая и знакомая мелодия.
– Не могли бы вы сделать громче? – попросила Сацуки.
– Слушаюсь, – ответил Нимит и прибавил громкости.
Играла «I Can't Get Started». To же исполнение, что ей приходилось слышать в молодости.
– Труба – Говард Макги, тенор-сакс – Лестер Янг, – как бы про себя сказала Сацуки. – Концерт JATP .
Нимит бросил на нее взгляд в зеркальце:
– А вы, доктор, разбираетесь в джазе. Что, нравится?
– Отец был большим поклонником. Часто мне ставил. Причем одно и то же по несколько раз, заставлял даже имена исполнителей запоминать. Когда отвечала правильно – получала сла-дости. Вот, до сих пор помню. Сплошной старый джаз. Новых исполнителей не знаю никого. Лайонел Хэмптон, Бад Пауэлл, Эрл Хайнз, Гарри Эдисон, Бак Клэйтон…
– Я тоже слушаю только старый. А чем занимался ваш отец?
– Тоже был врачом. Педиатром. Но умер, едва я поступила в старшую школу.
– Извините… А сейчас вы слушаете джаз?
Она покачала головой:
– Нет, уже давно ничего не слушала. Тот, за кого я вышла замуж, его не любил. Из музыки только одну оперу и слушал. У нас дома был прекрасный проигрыватель, но когда на него ста-вили что-нибудь кроме оперы, муж кривился. Маньяки оперы, пожалуй, – самые мелочные в мире люди. С мужем-то я развелась, но горевать не буду, если до самой своей смерти больше оперу не услышу.
Нимит лишь кивнул слегка и больше уже не говорил ничего. Он бесшумно вращал руль «мерседеса», не отрывая взгляда от дороги.
Быстрый переход