– Господи, это же было до  Гражданской войны.

Ее мышцы стискивают мой член, выдаивая его и наказывая меня. Все мое тело гудит от желания кончить в нее без резинки. С ней это будет, как получить все рождественские подарки за раз. Черт, возможно, это и станет моим подарком на Рождество в этом году.

– Выходи за меня, – выпаливаю я, и мои яйца сжимаются.

        Какого. Хрена. Я. Только. Что. Сказал?

Прежде чем услышать ответ, я переворачиваю Реджи на спину, забрасываю ее ноги себе на плечи и вхожу так глубоко, что впору удивиться, что я не проткнул ее внутренние органы. Она крутит в кулаках простыни и вскрикивает от удовольствия, запрокидывая лицо.

– О боже мой, Го!

– Реджи…

Я весь дрожу. Нам нужно придумать псевдонимы для секса, потому что, клянусь, «Реджи и Го» звучит как название дурацкой утренней передачи, которую никто не хочет смотреть.

– Я уже близко.

– Насколько?

Я тоже на грани, и кончить вместе было бы божественно.

– Ближе, чем Британская империя к мировому доминированию в 1921 году.

Черт. Она очень  близко.

Мы оба содрогаемся и одновременно стонем от наших оргазмов, после чего я падаю на ее хрупкое тело, накрывая его целиком. Наши конечности и влажные от пота тела переплетаются, сладко солоноватый аромат секса парит над нами, словно ленивое облачко.

Наши сердца бьются в едином ритме.

Мои губы прижимаются к ее волосам. Я никогда в жизни не трогал ничего более мягкого.

Я понимаю, что хочу эту женщину в своей кровати и завтра, и послезавтра, и через неделю, месяц и год… Двух недель недостаточно. Даже месяца мало. Все это и не укладывается в голове, и идеально укладывается, особенно когда я вспоминаю нелепое пророчество на свой счет и осознаю, что начал вдруг верить в судьбу.

– Го? – Голос Реджи чуть хриплый – возможно из за того, что я всем весом лежу на ней.

– Да?

– Две вещи. Первое: тебе нужно слезть с меня, пока я не стала плоской, как блин.

Я переворачиваюсь, увлекая ее за собой, и, прижав к груди, осыпаю ее лицо поцелуями.

– Сделано. А второе?

– Насчет твоего вопроса.

– Которого?

– Про «выходи за меня».

О.  Сказанное во время секса нельзя воспринимать всерьез. Она сама заявила буквально, что ради секса со мной предала бы собственную страну.

– Да? – Мой голос становится холоднее. Очевидно же: это была фигура речи. Зачем о том вспоминать?

– Ты говорил серьезно?

– Да, – слышу свой голос. Что ж. Видимо, это была не фигура речи. Все зависит от ответа Реджи.

– В смысле, нет. – Я усмехаюсь, потом откашливаюсь. – Я не знаю, – наконец говорю.

        Четко, Гораций. Чертовски, блин, четко.

– Я могу немного подумать? – имеет она дерзость спросить и прикусывает губу.

Как будто у нас все серьезно.

Как будто это по настоящему.

Как будто я когда нибудь правда…

– Конечно. – Я слышу в своем голосе безумную, нетерпеливую улыбку.

Она кивает, и обняв ее, я шепчу ей на ухо:

– В конце концов, маленькая Реджи, ты станешь моей. Над Британской империей никогда не заходит солнце.

***

В ту ночь мы еще трижды занимаемся сексом, а останавливаемся лишь потому, что я точно уверен: один из нас вспыхнет и загорится, если все эти толчки и трение не прекратятся.

Часы показывают четыре утра, когда мы решаем дать своим гениталиям передышку от бесконтрольной тяги друг к другу.

Реджи засыпает, лежа в моих объятьях, но ко мне сон не идет.