— Вы ж свояки! — вклинился в разговор Сергей. — Договоритесь по-хорошему, по-родственному. Зачем сюда милицию путать. Что им, дел не хватает? Вон у соседа твоего курей своровали ночью. Слыхал?

Хозяин не обратил на эти слова внимания. Он поднялся с кресла, подошёл к зеркалу и стал изучать своё лицо.

— Если бы он мне палец откусил, я бы ему и слова не сказал. А то — нос! — он зажмурил глаз. — Вот без одного глаза и то лучше. Это же не нос уже. Нет у меня носа! Так, нашлёпка!..Я его не чувствую! Как резинка. И запахов не чувствую. Понял, скотина, что ты наделал?

— Женя, брат! Извини, — почти плачущим голосом взмолился Борис. — Я ведь готов возместить лечение. Может, на курорт съездишь, к профессорам? Я возмещу.

— Никто ничего не возместит, — горько сказал Женька. — Стыд мне возместит? Вчера сунулся сходить в сарай, первый встречный сразу залепил: ну, как, мол, резиновый работает?.. Вот и сижу в потёмках, и буду сидеть. А, может, петельку сооружу да на шею накину. Вот тогда тебе, Борька, припаяют на всю катушку.

В голосе Женьки опять зазвенели слёзы. Я смотрел на мечущегося по комнате молодого тщедушного мужика и не понимал, ломает ли он ваньку или говорит на полном серьёзе, хотя тогда уже должен был догадаться, что он начинает сходить с круга.

— Вот сейчас телевизор смотрю и удивляюсь, какие дурацкие носы у людей бывают. Раньше внимания не обращал, а сейчас мимо себя ни одного не пропущу. У баб вообще глупые носы. Единственный нос нормальный у Собчака. Ну, может, ещё у Козырёва. Я вот слепил нос Собчака из пластилина.

Откуда-то из-под стола Женька достал картонную коробку и вывалил на скатерть с десяток пластилиновых носов.

— Может, это, того, — кашлянул Серёга. — По стопарику…

— Это можно, — со зловещей ухмылкой сказал Женька. — А где это он? Вот из этого и будем пить. Из моего носа. Ну-ка, Борька, наливай за здравие свояка!

— Может, не надо, Евгений, — попытался вмешаться я.

— Надо! Пей всю бутылку из моего носа, а я заявление буду писать. Ты, Серёга, наливай! Начали!

Водки в нос входило мало, граммов двадцать, и к половине бутылки Борис стал красным, как рак, но Женька не спешил, написал всего ползаявления, и несчастному свояку ничего не оставалось делать, как пить дальше.

Это было муторное зрелище, которое я с трудом вынес до конца. Но это были, как говорится, ягодки. Опьяневший Борис сидел на диване, Женька подошёл к нему и показал заявление.

— Ну, бутылкой не отделаешься! — сказал он, помахивая бумажкой. — Теперь так. Принесёшь видак — и мы квиты!

— Видак! — вскинулся Борис. — Это же сколько денег!

— Три дня сроку!

Домой мы возвращались в унылом молчании, вызывая недоумение у прохожих: один из троицы был пьян в стельку, а двое были трезвей воды.

3

Через несколько дней я уехал в отпуск и за месяц почти забыл о происшествии с носом. Но вскоре после возвращения домой я встретил Сергея, и он мне рассказал, что Борис купил свояку видеомагнитофон, дело закрыли, а с Женькой случилось ещё одно казусное приключение.

Надо сказать, что почти половина нашего околотка, по причине отсутствия в домах ванных комнат, ходит в баню. Это старое осклизлое от сырости снаружи и изнутри здание было одним из самых посещаемых мест. Вот и пошёл Женька, уже вполне освоившийся со своим положением, в эту самую баню. Купил билет, разделся, окатил себя для разгона перед парной первой шайкой воды, как вдруг почувствовал огорчительные неприятности в животе от съеденных перед баней помидоров и прочей зелени.