— Пора, — кивнули и сказали вроде бы все разом.

   — Предлагаю обратиться ко всем автомобилестроителям страны с подобным призывом и с открытым письмом.

   — Ага, починчик, — потер руки Валерка.

   Тогда я охладил их преждевременность:

   — Но сперва я напишу книгу, ребята.

   Как и ожидал, на бригаду пала молчаливая задумчивость. Но ненадолго — смешинка их пересилила. Правда, не откровенная, а тихосапистая, в подковырки ушедшая.

   — О чем? — спросил Василий.

   — «Как я ловил преступников», — объяснил ему Валерка за меня.

   — Нет, — не согласился Эдик. — «Новые методы складирования».

   — А может, «О вкусной и сытной пище», — подсказал Матвеич.

   — Лучше уж «О вкусных и крепких напитках», — не отстал и Николай.

   — Зря, ребята, ржете, один известный профессор это дело одобрил.

   Как говорится, в зале произошло веселое оживление. У ребят губы до ушей, хоть тесемочки пришей.

   — Соскучились мы по байкам, — на полном серьезе вдруг признался Василий.

   — Стою под самосвалом, — начал Валерка. — Все есть: инструмент, запчасти, ветошь… А ремонта нет. Оказалось, Фадеичевой байки не хватает.

   — Записал бы ты свои байки, — посоветовал Эдик. — Вышло бы десятитомное собрание сочинений.

   — А мы бы их на макулатуру выменяли, — ухмыльнулся Матвеич.

   — Без байки — что в бане без шайки.

   Вдруг соседушка мой заюлил, как на шило наскочил:

   — Расскажи им, как в тебя стреляли.

   У ребят лица вытянулись, как у лошадей, увидевших овес.

   — Сперва поведаю про книжную задумку…

   Но спросить они не успели из-за шума в коридоре, после чего и дверь распахнулась. На пороге стоял мой туркообразный профессор со съехавшим на плечо галстуком и с бородкой, которая была расщеплена на отдельные волосинки, как вещество на элементарные частицы. А все из-за сестрички-блондинки, висевшей у него на шее, но не по поводулюбви, а по поводу нарушения профессором впускного режима.

   Он сверкнул очками, как озрыч, и спросил у меня хрипло, но громко:

   — Все валяешься? Собрания проводишь? А в Тихой Варежке смерч все крыши содрал!

   Я сел…

   Сосняки

1

   Я закрыл шаткую калитку, прикрепил ее к заборному столбику веревочной петлей и кинул взгляд на свое пристанище. Низкое, вытянутое строение, обшитое вагонкой и крашенное лет десять назад в теперь уже неопределимый цвет. Белесый шифер на крыше позеленел, будто пророс мхом. Длинная, какая-то пароходная труба того и гляди завалится…

   Сейчас я не смог бы жить в избе на виду трудового деревенского люда, не смог бы обитать в домиках садоводов в перекрестии голосов и взглядов, не смог бы валяться на каком-нибудь знойном взморье среди игривых курортников. Я прыгнул в здешнее одиночество, как в воду, черно стоявшую где-нибудь под вечной тенью нависшего моста. Только тут, на отшибе цивилизации, в этом сивом домике… Одному, без людей, без жены, без приятелей, без газет…

   Природу я знал по скверам, пригородным паркам да черноморским пляжам.