|
А описание водителя у тебя есть? – Нет. Но теперь будь уверен – я его из под земли достану. – Мужчина или женщина? – Ничего не знаю. Слушай, Арчи, ну намекни хотя бы – я тогда ухо сладкой горчичкой намажу. Я гордо заявил, что не люблю горчицу (бессовестное вранье!), и повесил трубку. Затем постоял немного и снова подошел к окну. Снежинки получили приличное подкрепление. Я ломал голову, что делать. Хетти Эннис понравилась мне еще до того, как я узнал от Тамми Бакстер, что она не от мира сего. Мне вообще по душе сумасброды. Нет, себя я в ее смерти не винил. Верно, конечно, отложи я поход в банк, и Хетти была бы жива, но нельзя ведь строить всю жизнь, исходя из того, что каждый, за кем ты не присматриваешь, должен быть убит. И тем не менее смерть этой женщины потрясла меня. А также уязвила до глубины души. В самом деле, в пять минут одиннадцатого, когда я из кожи вон лез, чтобы уговорить Вулфа принять ее, какой то подонок на машине сбил ее буквально в двух шагах от нашего дома. С этими мыслями я достал из ящика своего стола пару резиновых перчаток, натянул их, прошел в гостиную, извлек из под дивана сверток, принес в кабинет и, усевшись за свой стол, развязал тесемку и развернул оберточную бумагу. Нет, не Великий Могол. Внутри оказалась пачка новеньких двадцатидолларовых купюр. Я отогнул один краешек, затем другой – все, как одна, двадцатки. Вытащив из ящика линейку, я измерил толщину пачки – один и семь восьмых дюйма. Один дюйм это примерно двести пятьдесят новеньких бумажек. Следовательно – около девяти тысяч долларов. Вот тебе и на! Девять тысяч долларов на дороге не валяются. С другой стороны, это составляет менее одного процента от миллиона. Не говоря уж о том, что деньги, которые не твои и твоими наверняка не станут, не могут тебя заинтересовать. Я аккуратно взял верхнюю купюру и рассмотрел ее. Номер В67380945В. Вот если бы… Я вынул из сейфа новенький двадцатидолларовый банкнот, положил бок о бок с верхней двадцаткой из стопки и принялся сличать – сначала невооруженным глазом, а затем с помощью лупы, которую взял из ящика стола Ниро Вулфа. Трех минут осмотра под лупой мне хватило, и я взял нижнюю двадцатку. Тот же результат. Вынул одну бумажку из середины, наугад. И вновь то же самое. Все банкноты оказались фальшивыми. Я вернул взятые из пачки бумажки на место, завернул все как было, перевязал тесемкой, поднялся в свою комнату, запихнул сверток в самый дальний угол ящика комода, снова спустился в кабинет, снял резиновые перчатки, сел и попытался обмозговать случившееся. Глава 2 А ломать голову было над чем. Меня беспокоил целый ворох проблем. Во первых, имея дело с фальшивыми деньгами, самое главное условие – не распространять их. С этим я справлялся успешно. Что же касается их хранения, то никто не сумел бы доказать, что там, по моему мнению, был не Великий Могол или тайные чертежи Пентагона, или даже использованные ленты для пишущей машинки. А как быть с Вулфом? Посоветоваться с ним я не мог. Без клиента и гонорара он бы просто поручил мне связаться с Налоговым управлением и попросить их приехать и забрать сверток. А взять еще столкновение ведомственных интересов. Люди из фискальных органов скорее предпочли бы – вполне объяснимо – упечь преступника на пять лет за распространение фальшивок, нежели осудить за убийство. Инспектор Кремер и сержант Стеббинс – наоборот, и тоже вполне объяснимо. Нет, эти организации не враждуют между собой, но рады случаю подставить сопернику ножку. Лично я был на стороне уголовки, но стоило бы мне отнести денежки на Западную Двадцатую улицу и рассказать о посещении Хетти Эннис и Тамми Бакстер, как полицейским, вскрыв сверток, ничего бы не оставалось, как тут же уведомить соответствующую службу. |
