Мужчина заложил книгу листом пергамента и захлопнул ее. На передней обложке переплета слабо выделялся тисненый заголовок. В уголках букв поблескивали следы старой позолоты.
– Тогда садись читай. – Он указал парню рукой на буквы. – Проверим, как ты это сможешь.
Тот составил на пол пивную кружку с покосившегося табурета и подтянул его к столу.
– «Начала», – прочитал он. – А с другой стороны, случайно, не написано «Концы»?
– Нет. – Губы мужчины тронула усмешка. – Здесь только «Начала». До «Концов» еще очень и очень далеко да и с «Началами» не все так просто.
– Догадываюсь, – кивнул Маг. – У каждого явления свое начало.
– Это и верно и неверно. – Мужчина заинтересованно глянул на собеседника. – С одной стороны, у каждого явления свое начало, но с другой стороны, есть же и единое начало. Книга как раз об этом – о начале всего. Об основе всего. Ее написал один из древних мудрецов.
– Из древних? А разве современные мудрецы хуже? – полюбопытствовал Маг.
– Этого никто не может сказать, пока они не станут древними. – Ладонь мужчины погладила истертую кожу переплета. – Любая идея должна выдержать проверку на время.
– Проверку на бессмертие? – лукаво вспыхнули глаза Мага.
– Или хотя бы на живучесть, – поддержал его мужчина.
– Значит – идеи, как и люди, тоже могут быть смертными? – Такая мысль еще не посещала голову Мага. Сам он был из мира, где об устройстве проявленного мироздания многое было давным‑давно известно и не обсуждалось.
– Большинство их – смертны. – Внимательный взгляд мужчины встретился со взглядом Мага. – Немногие – долговечны. И очень немногие – бессмертны. По правде говоря, я таких не знаю, хотя и допускаю их существование. Кто я такой, чтобы судить об их бессмертии, – мой век слишком короток для этого.
– Твой век короток, но тем не менее ты ломаешь голову над бессмертными идеями? – обронил Маг. – Зачем? Ты же никогда не узнаешь, насколько они бессмертны.
– Зачем? – встрепенулся мужчина. – Думаешь, я сам не задавал этот вопрос себе? Думаешь, я сотни раз не говорил себе, что было бы лучше, если бы я стал торговцем, завел бы семью, был бы сытым, богатым и уважаемым, растил бы наследников своего дела. Меня не звали бы чудаком, не показывали бы на меня пальцами на улицах. Но как представлю себя таким, тошно делается – на какую чепуху я потрачу свою единственную жизнь. В молодости я сомневался, колебался, но сейчас смирился. Я просто не могу быть другим.
Они замолчали, разглядывая друг друга. Маг обратил внимание, что этому человеку едва перевалило за тридцать, хотя он говорил о себе, как о древнем старике. Хозяина дома, кажется, уже не удивляло позднее появление в его доме бродяги, задающего странные вопросы.
– Как тебя зовут? – нарушил он наконец молчание.
– Меня? – Маг вспомнил одно из своих прозвищ и перевел его на местный язык. – Гермес.
В глазах мужчины блеснула тень усмешки.
– Какое совпадение, – сказал он. – Я тоже Гермес.
– Чем ты заслужил это прозвище? – невольно вырвалось у Мага.
– Это не прозвище, а имя, данное мне при рождении, – объяснил мужчина. – Отец назвал меня так в честь бога торговцев, гонцов и мошенников. Ему хотелось, чтобы я стал торговцем. Но я, как видишь, не стал.
– Ты, кажется, упомянул и другие возможности?
– Тоже не стал. |