Это был голос человека, сохраняющего спокойствие и под огнем
неприятеля. Я почувствовал, как он собирается с силами у меня за спиной, и
вдруг его голова просунулась в довольно ограниченное пространство между
мной и миссис Силсберн. - Водитель! - сказал он властным голосом и умолк в
ожидании ответа. Водитель не замедлил откликнуться, после чего голос
лейтенанта стал куда покладистей и демократичнее: - Как по-вашему, долго
нас тут будут задерживать?
Водитель обернулся.
- А кто его знает, Мак, - сказал он и снова стал смотреть вперед. Он
был весь поглощен тем, что происходило на перекрестке. За минуту до того
какой-то мальчуган с наполовину опавшим красным воздушным шариком выскочил
в запретную зону, очищенную от прохожих. Его только что поймал отец и
потащил по тротуару, ткнув его раза два в спину кулаком. Толпа в
справедливом негодовании встретила это поступок криками.
- Вы видели, как этот человек обращается с _р_е_б_е_н_к_о_м? -
спросила миссис Силсберн, взывая ко всем. Никто ей не ответил.
- Может быть, спросить полисмена, сколько нас тут продержат? - сказал
водителю лейтенант. Он все еще сидел, наклонясь далеко вперед. Очевидно,
его не удовлетворил лаконический ответ водителя на его первый вопрос: -
Видите ли, мы все несколько торопимся. Не могли бы вы спросить у него
надолго ли нас тут задержат?
Не оборачиваясь, водитель дерзко передернул плечами. Но все же он
выключил зажигание и вышел из машины, грохнув тяжелой дверцей лимузина. Он
был неряшлив, хамоват с виду, в неполной шоферской форме: в черном
костюме, но без фуражки.
Медленно и весьма независимо, чтобы не сказать - нахально, он прошел
несколько шагов до перекрестка, где дежурный полисмен управлял движением.
Они стали переговариваться бесконечно долго. Я услыхал, как невестина
подружка застонала позади меня. И вдруг оба, полисмен с шофером,
разразились громовым хохотом. Можно было подумать, что они ни о чем не
беседовали, а просто накоротке обменивались непристойными шутками. Потом
наш водитель, все еще смеясь про себя, дружески помахал полисмену рукой и
очень медленно пошел к машине. Он сел, грохнув дверцей, вытащил сигарету
из пачки, лежавшей на полочке над распределительным щитком, засунул
сигарету за ухо и потом, только потом обернулся к нам и доложил.
- Он сам не знает, - сказал он. - Надо ждать, пока пройдет парад. -
Он мельком оглядел всех нас: - Тогда можно и ехать. - Он отвернулся,
вытащил сигарету из-за уха и закурил.
С задней скамьи послышался горестный вздох. Это невестина подружка
таким образом выразила обиду и разочарование. Наступила полная тишина.
Впервые за последние несколько минут я взглянул на маленького старичка с
незажженной сигарой. Задержка в пути явно не трогала его. Очевидно, он
установил для себя твердые нормы поведения на заднем сиденье машины - все
равно какой: стоящей, движущейся, а может быть, даже - кто его знает? -
летящей с моста в реку. Все было чрезвычайно просто. |