Изменить размер шрифта - +
Я обещал матери, что достигну многого. Она прожила очень мало, чтобы своими глазами увидеть это. Она

сошла бы с ума от радости, узнав, что госпиталь назван моим именем.
     Ошеломленная, Джулия слушала молча. Она и не предполагала, что Инглиш такой тщеславный. Ей хотелось смеяться, но она понимала, что Инглиш

никогда не простил бы ей этого. Дать свое имя госпиталю! И эти сентиментальные слова о матери! Она всегда считала его твердым человеком,

заинтересованным лишь в деньгах. Эта новая черта характера Ника, о которой она даже не подозревала, изумила ее и обеспокоила.
     - Ну, смейся надо мной, - с улыбкой проговорил Инглиш, - я знаю, что это смешно, и порой чувствую себя неловко. Но я этого жажду. Госпиталь

Инглиша! Это звучит, не правда ли? К несчастью, самоубийство Роя грозит все испортить.
     - Почему?
     - Понимаешь, я плохо принят в комиссии урбанистов. Она состоит из банды бездельников, членов родовитых семей - людей, которые никогда не

трудились, чтобы заработать себе на жизнь. Им я представляюсь, наверное, гангстером. За меня Морили, сенатор и комиссар. Они заинтересованы и

постараются замять историю с самоубийством Роя. Но меня беспокоит Корина. Чтобы только доставить мне неприятности, она способна трезвонить

всюду, что я отказал Рою в деньгах и поэтому он был вынужден прибегнуть к шантажу. Я буду сражен. Члены комиссии придут в восторг, узнав о

скандале.
     Он бросил сигару в огонь и продолжал более спокойно:
     - Этот подонок мог бы застрелиться в прошлом месяце, и дело было бы к этому моменту уже закончено.
     Джулия встала.
     - Пойдем, Ник. Уже поздно, - предложила она, взяв его за руку. - Не думай об этом сегодня. Он ласково шепнул ей:
     - Отличная идея, Джулия!

***

     Позади большого здания под номером 45 по улице Ист-Плейс маленький садик, заросший кустами, переходил в узенькую улочку, с обеих сторон

которой возвышалась кирпичная стена высотой метра в два.
     Летом эта улочка была излюбленным местом влюбленных, потому что здесь не светили фонари и обычные прохожие с наступлением темноты избегали

ее.
     Вот уже два часа какой-то мужчина неподвижно стоял на этой улочке, не спуская глаз с освещенного окна на четвертом этаже стоявшего здесь

обшарпанного дома.
     Это был человек среднего роста, с широкими плечами. Надвинутая коричневая фетровая шляпа с широкими полями позволяла в неверном свете луны

различить лишь его тонкие губы и квадратный подбородок. Одет он был хорошо. Его коричневый костюм, белая рубашка и галстук-бабочка придавали ему

изысканный вид, и когда он поднял руку, чтобы посмотреть на часы, мелькнул белый манжет с засунутым за него шелковым носовым платочком.
     Он стоял совершенно неподвижно, не переставая жевать резинку, ожидал с терпением кота, поджидающего мышь.
     Незадолго до полуночи окно наконец погрузилось в темноту, и теперь все здание казалось вымершим.
     Человек оставался неподвижным. Прислонившись к кирпичной стене, засунув руки в карманы, он подождал еще с полчаса. Потом снова взглянул на

часы, нагнулся и поднял лежащую у его ног свернутую веревку с тяжелым, покрытым каучуком крюком на конце.
     Он перебрался через ограду и, спустившись, торопливо пересек садик, направляясь к задней стороне дома. При свете луны очень хорошо была

видна пожарная лестница, прикрепленная к белой стене.
Быстрый переход