В определенное время, ни раньше ни позже, он вер­нется в контору. У него один мир, одна дорога.

А мы с мамой проводим долгие часы вдвоем в двух комнатах на улице Пастера — я на полу, она в хлопотах по хозяйству, — и для нее вне этих стен столько недо­сягаемых миров, сколько кварталов в городе, сколько родственников в семье, сколько братьев и сестер у Дези-ре и у нее, главное — у нее.

Она не видится больше со своей сестрой Мартой, ко­торая замужем за богатым бакалейщиком Вермейреном. Анриетта была у них нянькой при детях, а теперь Марта не может простить сестре, что та вышла замуж за скром­ного служащего с того берега Мааса. Вермейрен зани­мается крупной коммерцией: у него телеги, лошади, кла­довщики и склады, где полным-полно товаров в ящиках, мешках, бочках, прямо в грудах.

Другая сестра, Анна, старшая из дочерей Брюля, жи­вет в квартале Сен-Леонар, напротив порта, набитого баржами, на берегу канала, ведущего прямиком в Гол­ландию. Она замужем за старым Люнелем, корзинщи­ком. У Анны лавочка, где торгуют товарами для моря­ков. В углу, возле кассы, — стойка. Дочки у Анны берут уроки  игры  на  рояле.  Сын  будет учиться  на  доктора.

Альбер, живущий в Хасселте, уже считается в своих краях воротилой: он из первых в торговле лесом и хле­бом, каждый понедельник наведывается на биржу.

Куда пойти Анриетте? Остальные братья вообще стерлись из памяти — их вытеснили старшие; она с тру­дом припоминает, как их зовут, сколько им лет. У нее нет даже их фотографий.

Остается Фелиси, она всего на десять лет старше Ан-риетты и тоже была продавщицей. Фелиси вышла замуж за хозяина кафе «У рынка», и он запрещает ей видеться с родней. Анриетта гуляет, выгуливает меня, катит коляс­ку по улицам: доктор говорит, что детям необходим све­жий воздух.

Дезире нечувствителен к подобным тонкостям.

Он говорит:

— Твоя семья... Моя семья...

По мнению Дезире, его семья — истинные льежцы, с того берега Мааса, с улицы Пюи-ан-Сок, а ремесленники они или служащие — это уж не столь важно.

И не так уж важно, есть у тебя лоджия или нет, жи­вешь ли ты в собственном доме или снимаешь квартиру.

Люди отличаются друг от друга, по его мнению, толь­ко тем, что одни из них хозяева, как господин Майер, а другие — служащие, как он сам.

Все остальное — мелочи.

Лишь бы поесть вдоволь и вовремя, а потом посидеть без пиджака и спокойно почитать газету.

Они любят друг друга и счастливы. Но Дезире созна­ет свое счастье и умеет его смаковать, как смакует по вечерам свою трубку, куря ее крошечными затяжками. А его жена не знает, что это и есть счастье.

Она страдает по привычке, страдать — ее призвание. Боится допустить какую-нибудь оплошность. Заранее пе­реживает: вдруг подгорит горошек, вдруг она не доложи­ла в него сахару, вдруг в углу комнаты осталась пыль. Она переживает, ведя меня в аптеку взвешиваться: что она скажет мужу, если вдруг выяснится, что я на не­сколько граммов похудел или хотя бы не прибавил в весе?

Она принаряжает меня и, поскольку отец в конторе и дома ее никто не ждет, ведет меня через Арочный мост в «Новинку».

Здесь она тоже страдала в свое время. Страдания были,   во-первых,   физические.   У   слабенькой   Анриетты после нескольких часов стояния на ногах начинало ло­мить поясницу. Правду сказать, поясница у нее и теперь болит по вечерам, оттого что она носит меня на руках, стирает, таскает воду и ведра с углем. Это недуг небо­гатых женщин, небогатых мамаш.

Все бы не беда, если бы покупатели входили в поло­жение. Но вот госпожа Майер, например, — она каждый день является в магазин, присаживается во всех отделах по очереди, заставляет переворошить весь товар, смот­рит в лорнет, критикует, ничего не покупает, а потом еще зовет заведующего отделом, чтобы нажаловаться на про­давщицу.