Мы входим в «Новинку». Глядя на нас, барышни-продавщицы, наверно, шушукаются: «Это брат Дезире, деверь Анриетты. Сейчас он купит племяннику подарок».

От нафабренных усов Гийома исходит смешанный за­пах парикмахерской парфюмерии и только что выпитого аперитива. Меня ставят на прилавок из светлого дуба. Здесь отдел трикотажа. Меня раздевают — а ведь все эти барышни знают, что мать никогда бы не позволила раздеть меня прямо в магазине.

Гийом, наверно, тоже об этом догадывается. Но он из Брюсселя, в церкви не венчался и не боится шокировать окружающих:   для   него   это   изысканное   удовольствие.

Я влезаю в первые в жизни штанишки. Их оставляют на мне.

На улице Пастера мама высматривает нас из окна. Едва мы подходим к дверям, они тут же отворяются.

— Боже мой, Гийом!

Она улыбается, хотя в душе готова расплакаться. Ле­печет:

— Ты хотя бы сказал дяде Гийому спасибо?

Он уходит, как актер, исполнивший свой номер и удаляющийся под гул аплодисментов. Дядя отмочил не­дурную шутку, и я убежден, что сам он это отлично пони­мает и испытывает демоническое удовлетворение, выслу­шивая поток маминых благодарностей.

Мы снова идем в кухню, мама со слезами раздева­ет меня. Она плачет оттого, что Гийом с макиавеллиев-ским коварством купил мне костюм красного цвета, а я ведь посвящен деве Марии. Это значит, что до седьмо­го года жизни я должен одеваться только в голубое и белое.

Вся «Новинка» видела меня в красном. И улица Лео­польда тоже! Я прошел через целый город, выряженный в кричаще-красный костюм.

На меня вновь натягивают платьице. Я успел сделать пи-пи в новые штанишки, и мама тщательно их стирает, сушит на солнце, гладит.

Заметно? Или незаметно?

Возвращается Дезире.

—   Приехал твой брат Гийом. Он потащил ребенка в
«Новинку» и купил ему красный костюм.

—   Как это на него похоже!

— Попытаюсь обменять. К сожалению, он уже...
Штанишки рассматривают.

—      Нет, — утверждает Дезире, — уверяю тебя, ничего не заметно.

Продавщицы в «Новинке» не удивились, когда в три часа пополудни появилась моя мама со свертком.

—   Бедненькая Анриетта...

—   Представь  себе,  Мария,  малыш  наделал  в...  Но по-моему,    совсем    незаметно.   А    вдруг   они    все-таки скажут...

—   Дай сюда!

Мария Дебёр отправляется испросить у господина Бернгейма разрешение принять назад покупку. Господин Бернгейм разрешает, даже не взглянув на вещь. Напра­сно они волновались. Напрасно за десятью прилавками переживали эту драму и страдали из-за нее.

— Что ты возьмешь взамен?

Размышления. Долгие колебания. Какую жгучую проблему поставил этот непредвиденный капитал! Мате­рию на фартуки? Простыни?

Мы возвращаемся с небольшим свертком глазирован­ной шуршащей бумаги, по которой большими буквами идет  надпись  «Новинка».  Что там  внутри,  я  не  знаю.

Во всяком случае, не мой первый костюм.

Я рассказываю тебе, малыш Марк, об этом случае по­тому, что с тех пор он не раз повторялся и такие исто­рии доставляли мне немало огорчений.

К сожалению, все поступки делятся на пристойные и такие, какие не принято совершать, чтобы не опуститься.

Целых полчаса ярким весенним утром носил я пре­красный костюм из красного трикотажа, но его у меня тут же забрали.