Она сожгла то письмо. В пепельнице, в одном из кабаков, где играл Яр. Хельга увидела и подмигнула ей. Рада тогда не стала ничего объяснять. Еще подумала: пусть лучше Хельга думает, что она письма от любовников жжет. Ей сразу стало стыдно за эту мысль, но потом оказалось, что из этой мысли получается очень удобная ложь.

А «Голубой дом» остался. Рада вложила мятый листок поверх маминой фотографии в бабушкином доме, потому что не могла смотреть ей в глаза.

С каждым днем она жалела об этом все сильнее.

Глава 16. Вторая сказка Яны

Яна открыла глаза и целых несколько секунд видела только темноту. Успела подумать, что новая жизнь наполнена не только звенящим равнодушием, но и звенящей слепотой. Потом комната обрела очертания, а чувства так и не ожили.

Она медленно сползла с кровати и зажгла одну из ламп, стоящих на полу. Треснувший абажур с журавлями почти не задерживал свет.

Яна механически заправила кровать, накрыв фиолетовым покрывалом пятна крови на простыне. Провела по порезу кончиками пальцев – кожа была влажной и горячей.

Она долго лежала в чужой ванне, отмывая чужие волосы от чужой крови и смывая чужое лицо со своего. Залепила порез пластырем, вытащила из комода чистую футболку, из шкафа – джинсы и черную водолазку. Подумав, сняла с вешалки обмотанную вокруг крючка бандану. В зеркала она старалась не заглядывать. Не сейчас.

На белой обложке ежедневника алым было написано «Диана», и это было подходящее имя. Она уже влезла в чужую одежду, вымыла речной и водопроводной водой следы прошлой жизни. Осталось немного. Люди рождаются в боли, и глупо было ждать, что пореза на горле и удушья хватит. Если бы она поняла это раньше – не стала бы играть с прижизненными перерождениями. Но если она могла понять это раньше – ей и не пришлось бы просить Лема убить ее.

Имя обожгло глаза и горло, но было рано. Она выдвинула все ящики и перетряхнула все книги. Нашла несколько купюр и горсть монет. Ничего не почувствовала, будто раньше никогда не брала чужих денег. Яна затолкала под кровать смятый кринолин и вышла из квартиры, на ходу пряча волосы под бандану. На лестнице столкнулась с матерью Леси. Скользнула по ней равнодушным взглядом и вышла в солнечный свет, пропахший цветущими яблонями. Вот и город тонет в белых цветах.

Она ведь собиралась искать Лема. Будто она могла его спасти.

Заплела Смерть цветы ей в волосы вместо лент. И посмотрела глазами цвета летнего неба, отраженного в теплой воде.

– Жила на свете девушка, которая встретила бродячего волшебника. У него было обветренное лицо и бамбуковая корзина за плечами, – бормотала Яна, пытаясь найти нужную вывеску. – Бамбуковая корзина… старая и дырявая. Из нее в дорожную пыль выпала черная шкатулка.

Она выбралась из дворов на проспект. Медленно пошла по белому бордюру, разделяющему автомобильную и пешеходную дорогу. Один каблук звонко бил по крашенному бетону, другой, сломанный, едва слышно скрипел.

– Она подобрала ее и хотела оставить себе. Она никогда не видела такой странной шкатулки – черной, с двумя окошками, за которыми будто моток ниток прятался. Но она не смогла ее открыть – наверное, был какой то особый ключ. Тогда она догнала волшебника и протянула ему шкатулку. «Знаешь, что ты мне вернула?» – спросил он. «Вашу шкатулку», – ответила она. «Дверь. Она черная, потому что каждый дверной проем, ведущий к истории, полон темноты. Эта дверь ведет к человеку, который совершил убийство и не смог скрыться в любви. Зря ты не оставила ее себе».