Там будет катер с золотым фонарем, на котором он будет выходить в черный океан.

Оба варианта его устраивали. Сдаваться сам он не собирался.

Оставалось сделать последнее дело.

Утром будут хоронить Артура Маянского. В неосвещенной земле, а вместо креста будет палка с прибитой к ней латунной табличкой. Яр приедет на похороны и вложит ему в руки резной деревянный гребешок.

Пусть отдаст его дочери.

Интермедия

… которая представляет ценность только для тех, кто читал цикл "Мы никогда не умрем".

Яр понял, что этот человек ничего не расскажет, едва заглянул ему в глаза. Все слилось – месяцы поисков, четыре часа ожидания в белом больничном коридоре, стерильный шершавый воздух, исцарапавший легкие. Все слова, которые он надеялся услышать. Яр чувствовал, что все было зря, но все еще надеялся, что ошибся.

Яр очень редко ошибался.

– Вы не пациент.

Голос у врача был хриплым, какой бывает у изможденных бессонницей людей. Когда слова спят в горле и не хотят, чтобы их тревожили.

– Мне нужна помощь, – пожал плечами Яр. Сел на белоснежный табурет, посмотрел на часы. – На прием сколько положено, десять минут?

– Допустим.

Яр не скрываясь рассматривал врача. Молодой, скорее всего студент последних курсов. Странный, впрочем, Яр привык к странным людям. Волосы почти белые, будто седые. Неприятное лицо, носатое лицо, угрюмо сжатые губы. И словно все в его лице, одежде и манерах противоречило друг другу. Не подходили бледному лицу темно серые глаза, нервные пальцы не походили глубокой морщине между бровей. Даже в никотиновых пластырях, виднеющихся из под манжеты черной рубашки было что то неправильное.

На фотографиях этот человек выглядел совсем иначе. А в юности это был совсем другой человек.

– Вы – Виктор Редский? – спросил Яр.

Он молча показал на бейдж.

– Знаете эту женщину?

Яр достал из кармана вырванную из книги страницу. Мятую, с обтрепавшимися краями. Яр доставал ее слишком часто. Он хорошо помнил голос: «…не злой. Такой день паршивый, муторный, длинный…», но все время забывал лицо аккордеонистки. Помнил свитер и длинную юбку, спутанные светлые волосы и алый платок. Ледяные клавиши аккордеона, ее горячие пальцы, перепачканные в его крови.

«Может, тогда меня и правда сегодня не убьют».

Он помнил. Мог бы забыть, если бы эту женщину не убили через три дня. Яр узнал об этом много лет спустя, когда все таки полез читать новости в интернете, хотя зарекался никогда этого не делать.

Мария. Яна сказала, что это горькое имя.

Ее не должны были убить, а он не должен был забывать ее лицо.

– Нет, – наконец ответил Виктор, возвращая ему страницу. – Впервые вижу.

– Вы лжете. Вы учились у нее больше десяти лет назад.

– Вот как?.. А, кажется, я припоминаю… она вела какой то театральный кружок, а? Простите, это было слишком давно, и вообще школьные кружки редко кто хочет вспоминать…

– Она умерла, – перебил его Яр.

– Очень жаль, – неожиданно ядовито выплюнул Виктор. – Кажется, она очень много курила, просто не вынимая…

– Ее убили.

– И характер у нее был дерьмо, – цинично сообщил он. – Да, точно, я помню – такая молодая истеричка, «котятки», «хорошие», если не курила сигареты – курила траву, хорошо читала Бродского и хреново – Мандельштама. Очень жаль, что так получилось, удивительно, как такое могло произойти и все это очень несправедливо, а десять минут уже прошли.