Она кивает. Кивает, и там, в реальности, опускает бубен чужая женщина с равнодушными глазами. Она больше не зовется Яной, и ей не чувствует боли от совершенных ошибок.

Они с Лемом встают с залитого кровью асфальта. Там, совсем рядом, шумит вода. Черный океан, в котором горит золотой фонарь.

– Это Яр, – говорит Яна. – Ему понравилось в бардо.

– Мы не будем ему мешать, – усмехается Лем. Она берет его за руку и все прошлые имена теряют значения.

…

Женщина, которая теперь звалась Дианой, сидела за игровым автоматом и равнодушно дергала рычаг. У нее на коленях – россыпь жетонов. Когда она превратит их все в монеты – совсем неважно сколько их будет – она пойдет на мост и вытряхнет их в теплую речную воду.

Она потратила все деньги из коробки с обувью. Деньги, вырученные Яной со сдачи чужих историй внаем. Она очистит их, и чистыми монетами заплатит за переход тех двоих, что об руку идут вдоль берега. После этого у нее не останется ни долгов, ни грехов. И она сможет совершить тысячу новых.

…

Яр щурился на уличный фонарь и пытался избавиться от прилипших к ладоням следов касания рояльной струны.

Проспект серый – асфальт, дома, лепнина на окнах  – и медный – фонари и опавшие листья  – медленно тонул в синих сумерках. Яр стоял, растерянный и ошеломленный, наматывал на порезанную ладонь окровавленный шарф, а потом тут же стряхивал его. Черный кашемировый конец шарфа падал в грязную лужу.

Далеко далеко в лесу похоронен узкий строительный контейнер. У человека в контейнере руки связаны за спиной.

Яр нервно усмехнулся. Позволил шарфу упасть – черной и теплой змее – а потом разжал ладонь.

Ну вот все и закончилось. Серый и медный проспект, белая, серая и красная река, очерченная черными парапетами мостов, птицы и цветы на обоях в квартире Яны, которой уже никогда не придется бояться газет, рек и мостов. Все закончилось, наверное. Скоро его поймают, и тогда все закончится уже наверняка.

Но в городе пахнет весной. Холодным солнцем, которое уже напоило камни, стекло, черные ветви деревьев и проснувшуюся воду. Растаявшим снегом, распустившимися цветами, оборвавшимся кошмаром. Город просыпается и еще не знает, что кошмар оборвался. Что ни одну женщину больше не заставят надеть белый венок, ни одной женщине в венке не вырежут на лице вечную улыбку, не вскроют горло и не сбросят тело в мутную воду.

Яр отошел к стене и закрыл глаза. Ему казалось, что сквозь толстую кожаную куртку чувствуются все швы и трещины кладки. Ладони горели, и только вокруг пореза запекся лед.

Этой весной все будут ждать. Торопливо пролистывать газеты в поисках криминальной хроники. Не будут переключать местные новости. Девушки будут чаще краситься в темные цвета – убийца ведь джентльмен и предпочитает блондинок. Но весной никого не убьют, и о маньяке вспомнят к осени. И прежде, чем пролистать к криминальной хронике, будут заглядывать в раздел объявлений и гороскопов. К следующей зиме все поверят, что бояться нечего.

А через пару лет никто и не вспомнит, что когда то было чего бояться. Только Яр будет помнить. А еще Володя, Лена и Инна, которые договорились молчать. С которыми он никогда больше не встретится, и которые молча позволили ему делать то, что он собирался.

И еще Нора, которая не напишет отличную статью и хорошую книгу. Два дня назад они с Норой пили портвейн, слушали ее пластинки и говорили, пока слова не превратились в простой звук. Потом поцелуи превратились в простое касание губ, но к утру и слова, и поцелуи снова обрели смысл.

Они оба считали, что это хороший финал для их недолго дружбы. Там, куда Яр собирался ехать, не было интернета и плохо работала почта.