– И в чем магия? – заинтересовалась Нора.

– В том чтобы не спиться, – флегматично ответила Яна, доставая из кармана бархатный мешочек. – Хотите, я вам погадаю?

– Не нужно.

– Да бросьте, – поморщилась Яна и накинула на прилавок бордовую бархатную тряпку – распоротый подол старого вечернего платья. – Я вам сейчас расскажу, зачем вы пришли и что вы здесь найдете.

– Я полагаю… – начала Нора, но Яна жестом остановила ее.

Она раскладывала «паука» несколько минут – четыре покрытые лаком вишневые косточки с выжженными рунами в центре, по три по углам. Она передвигала косточки, цокала языком и неодобрительно смотрела на Нору. Та улыбалась и фотографировала руны, Яну и стеллаж с кассетами за ее спиной.

– А что в неподписанных коробках?

– Порнография, – равнодушно ответила Яна, посмотрев на полки, куда указывала Нора. – Грузинская.

На самом деле там были домашние записи, которые нужно было переписать на диски.

– А обычные фильмы у вас есть?

– Есть, меня же до сих пор не выселили из квартиры. На артхаусе денег не заработаешь. Но я спасаю кассеты, – сказала Яна. – Как щенков и котят. Забираю все списанное, то, что люди хотят разбить, сжечь и никогда не вспоминать. У меня есть четыре экземпляра «Сало» Пазолини, на одной из кассет, кстати, есть еще его «Медея».

– Вы смотрели? Считаете – это хорошее кино?

– Смотрела «Медею». А «Сало»… знаете, у Де Сада вообще то была философия, ненависть к природе, недостаточность одной смерти, отчаяние перед неизбежностью отчаяния…

– А кино хорошее? – тихо повторила Нора.

– У меня нет вкуса, у меня с кино просто животная страсть. Но мне не нравится, – призналась Яна. – Избыточное. Это почти китч, но недостаточно китч, чтобы стать хорошим кино.

Она говорила эти слова потому что знала, что Норе это понравится. Что это хорошая история – сестра убитой маньяком девушки собирает брошенные фильмы и не любит экранизации Де Сада. Нора напишет ее и заплатит за свет, купит бутылку вина и новые носки.

Люди прочитают о прокате, и Яна тоже заплатит за свет и, может, ей даже на носки хватит.

Яна раскладывала руны и цокала языком, но на самом деле на них не смотрела. Скользила взглядом по поверхности, наблюдая за Норой, и только перевернув последнюю косточку обратила внимание на то, что у нее получилось.

– Расскажите о своем любимом фильме, – попросила Нора, раскладывая перчатки на батарее.

– «Куклы» Такеши Китано, – не думая, ответила Яна. Она не знала честного ответа на этот вопрос, и решила, что будет правильным назвать первый, какой придет в голову.

– Почему?

На этот вопрос у Яны тоже не было честного ответа. Она смотрела этот фильм дважды, один раз с Алисой, а второй – чтобы войти в транс. Второй раз она выбрала сцену сна Савако, потому что сон был о синей ночи, мосту, троих смеющихся мужчинах, двух белых масках и девушке, которая увидела лица под масками.

Яне тот транс не принес утешения. Не мог принести, глупая была идея. Норе она, конечно, ничего не сказала.

– Достаточно китч. А может, я хочу, чтобы вы меня считали очень умной и загадочной, – усмехнулась Яна.

– Я все равно не знаю, что это за фильм, – вздохнула Нора и навела объектив на фурин.

Тело паука щерилось острыми краями руны Хагал, рядом неотвратимая петля Ансуз. Рядом с Берканой, означающей Нору, – перевернутая Турисаз.