Бедный юноша,
иногда пивший чай у мисс Пинкертон, которой он был представлен своей
мамашей, совсем одурел от страсти и в перехваченной записке, вверенной
одноглазой пирожнице для доставки по назначению, даже намекал на что-то
вроде брака. Миссис Крисп была вызвана из Бакстона и немедленно увезла
своего дорогого мальчика, но даже мысль о появлении такой вороны в чизикской
голубятне приводила в трепет мисс Пинкертон, и она обязательно удалила бы
Ребекку из своего заведения, если бы не была связана неустойкой по договору;
она так и не поверила клятвам молодой девушки, что та ни разу не обменялась
с мистером Криспом ни единым словом, кроме тех двух случаев, когда
встречалась с ним за чаем на глазах у самой мисс Пинкертон.
Рядом с другими, рослыми и цветущими, воспитанницами пансиона Ребекка
Шарп казалась ребенком. Но она обладала печальной особенностью бедняков -
преждевременной зрелостью. Скольких несговорчивых кредиторов приходилось ей
уламывать и выпроваживать за отцовские двери; скольких торговцев она
умасливала и улещала, приводя их в хорошее расположение духа и приобретая
тем возможность лишний раз пообедать. Дома она обычно проводила время с
отцом, который очень гордился своей умненькой дочкой, и прислушивалась к
беседам его приятелей-забулдыг, хотя часто разговоры эти мало подходили для
детских ушей. По ее же собственным словам, она никогда не была ребенком,
чувствовала себя взрослой уже с восьмилетнего возраста. О, зачем мисс
Пинкертон впустила в свою клетку такую опасную птицу!
Дело в том, что старая дама считала Ребекку смиреннейшим в мире
созданьем - так искусно умела та разыгрывать роль ingenue {Простушки
(франц.).} в тех случаях, когда отец брал ее с собой в Чизик. Всего лишь за
год до заключения условия с Ребеккой, то есть когда девочке было шестнадцать
лет, мисс Пинкертон торжественно и после подобающей случаю краткой речи
подарила ей куклу, которая, кстати сказать, была конфискована у мисс Суиндл,
украдкой нянчившей ее в часы занятий. Как хохотали отец с дочерью, когда
брели домой после вечера у начальницы, обсуждая речи приглашенных учителей,
и в какую ярость пришла бы мисс Пинкертон, если бы увидела карикатуру на
самое себя, которую маленькая комедиантка умудрилась смастерить из этой
куклы! Ребекка разыгрывала с нею целые сцены на великую потеху Ныомен-стрит,
Джерард-стрит и всему артистическому кварталу. И молодые художники,
заходившие на стакан грога к своему ленивому и разгульному старшему
товарищу, умнице и весельчаку, всегда осведомлялись у Ребекки, дома ли мисс
Пинкертон. Она, бедняжка, была им так же хорошо известна, как мистер Лоренс
и президент Уэст. Однажды Ребекка удостоилась чести провести в Чизике
несколько дней и по возвращении соорудила себе другую куклу - мисс Джемми;
ибо хотя эта добрая душа не пожалела для сиротки варенья и сухариков,
накормив ее до отвала, и даже сунула ей на прощанье семь шиллингов, однако
чувство смешного у Ребекки было так велико - гораздо сильнее чувства
признательности, - что она принесла мисс Джемми в жертву столь же
безжалостно, как и ее сестру. |