– Конечно.

– Так что именно вас интересует?

– Ваше мнение о Люси.

– Она была сообразительной, толковой девочкой. Но ей все быстро надоедало, ее легко было вывести из себя. Настойчивая, упрямая: если что‑то задумала, переубедить было невозможно. Не забывайте, что во время ареста родителей она уже перешла в местную единую среднюю школу. Я учитель младших классов, у нас она училась до одиннадцати лет.

– Но остальные дети все еще ходили в вашу школу?

– Да. У местных детишек выбора‑то нет.

– А что еще о Люси вы можете припомнить?

– Вроде все, что знала, рассказала.

– Она дружила с кем‑нибудь, кроме своих сестер и братьев?

– Никто из этих детей ни с кем не дружил. Это была странная компания. При виде их возникало неприятное ощущение – мурашки по коже, казалось, будто они говорят на каком‑то своем, непонятном языке. Вы читали Джона Уиндема?

– Нет.

– Жаль, почитайте обязательно. Хороший автор, хотя пишет научную фантастику. В романе «Кукушата Мидвича» он рассказывает, как в одной деревне рождаются необычные дети – так начинается инопланетное вторжение. Думаю, в нашем случае обошлось без инопланетян…

– Да, похоже, – откликнулась Дженни.

– По этому роману поставлен фильм, называется «Деревня проклятых».

– Ну конечно, – оживилась Дженни. – Этих детей было трудно уничтожить, потому что они читали мысли.

– Да. Сюжеты разные, а дети чем‑то похожи. Казалось, они всегда говорят шепотом, а когда вы проходите мимо по коридору, замолкают. Линда, я помню, очень расстраивалась, что ей предстояло раньше других перейти из младших классов в единую среднюю школу, хотя потом от ее учителя я узнала, что она очень быстро освоилась. Она оказалась сильной личностью и смогла приспособиться к обстоятельствам.

– Вы не замечали у нее каких‑нибудь необычных увлечений?

– Не поняла…

– Что‑нибудь связанное со смертью, причинением боли?

– Нет. Что еще можно сказать о Люси… Она… как бы это сказать… рано повзрослела. Обычно период полового созревания начинается у девочек в двенадцать лет, но у нее уже в одиннадцать была довольно развитая грудь.

– А как насчет сексуальной активности?

– Ну что вы! Ведь она подвергалась насилию дома. Тогда она просто выглядела сексуальной. Мужчины обращали на нее внимание, но она никогда не кокетничала в ответ.

Дженни кивнула головой, записывая что‑то в блокнот:

– Вы обратились к властям, обеспокоившись отсутствием Кэтлин?

– Да. – Морин отвернулась на секунду к окну, но совсем не для того, чтобы полюбоваться видом. – Вспоминать не хочется. Тяжело, – сказала она, взяла в руки чайник. – Молоко и сахар?

– Да, пожалуйста. Благодарю вас. А почему?

– Я должна была сделать это намного раньше. Давно подозревала, что в их семьях происходит что‑то неладное! Хотя я никогда не видела каких‑то внешних проявлений насилия, но по детям было заметно, что они постоянно недоедают, они выглядели робкими, забитыми. Временами от них дурно пахло, как будто они давно не мылись. Другие дети из‑за этого сторонились их. Стоило хотя бы случайно прикоснуться к ребенку – он в страхе отшатывался. Я должна была догадаться!

– И что вы сделали?

– Сначала поговорила с другими учителями, все согласились, что дети действительно ведут себя странно. Оказалось, в службе социальной помощи тоже озабочены этой ситуацией. Они уже пытались побывать в доме, где проживали дети, но им не открыли дверь.