Бэнкс сел, Бригхаус устроился напротив; между ними на столе стоял штатив с пробирками и горелка.

– Я не уверен, что смогу быть вам полезным, – начал Бригхаус. – Разумеется, я знаю Терри. Мы же коллеги и в некоторой степени друзья. Но сказать, что хорошо его знаю, я не могу. Он очень скрытный, и многие стороны его жизни мне совершенно неизвестны.

– Понимаю, – кивнул Бэнкс. – Мистер Бригхаус…

– Джеф. Пожалуйста, зовите меня Джеф.

– Хорошо, Джеф, – согласился Бэнкс, предпочитавший обращаться к людям по имени, поскольку это каким‑то необъяснимым образом давало ему превосходство над подозреваемым, кем Джеф Бригхаус, несомненно, являлся в его глазах.

– Как долго вы знаете мистера Пэйна?

– Почти два года, мы познакомились сразу, как он начал работать в нашей школе.

– До этого он работал учителем в Сикрофте, верно?

– Да, насколько мне известно.

– Тогда вы не были с ним знакомы?

– Нет. Разрешите поинтересоваться, в каком он состоянии?

– Он в реанимации, пока держится.

– Отлично. Ой, я не то хотел сказать… Как все это тяжело. Я до сих пор не могу в это поверить. Чего вы от меня ждете? Этот человек как‑никак мой товарищ, и не важно… – Бригхаус поднес кулак ко рту и прикусил костяшку. Казалось, он вот‑вот расплачется.

– Не важно, что он сделал?

– Я хотел сказать, что… Я растерялся, простите.

– Понятно. Но мне необходимо выяснить все, что возможно, о Терри Пэйне. Чем вы занимались вместе с ним?

– В основном ходили по пабам. Мы никогда не пили помногу. Во всяком случае, я.

– Пэйн был алкоголиком?

– До недавнего времени нет.

– Вы пытались говорить с ним об этом?

– Да, и не раз. Когда он пьяным садился в машину, я пытался отобрать у него ключи.

– Ну и как, получалось?

– Пэйн сильно злился. Однажды даже ударил меня, правда, был тогда почти невменяемым. Пьяный он становился злым.

– Он говорил вам, почему напивается?

– Нет.

– А о каких‑то своих личных проблемах?

– Нет.

– А вам известно о других его проблемах, помимо пьянства?

– Он допускал промахи в работе.

То же самое говорил и Найт. Пьянство, скорее, было причиной его опозданий и срывов уроков, чем самой проблемой. Бэнкс догадывался, что Пэйну было необходимо расслабиться после своих «подвигов» до забытья, до беспамятства. Это было сродни желанию преступника быть наконец‑то пойманным, потому что у него самого не хватает сил остановиться. Похищение Кимберли Майерс, когда он уже знал, что засветился в полиции из‑за номерного знака своей машины, было явно безрассудным поступком. Если бы не лень констеблей Баумора и Синга, он гораздо раньше оказался в поле зрения Бэнкса. Даже если бы вторая беседа с Пэйном не принесла ничего нового, его имя обязательно всплыло бы в Центральной справочной системе МВД сразу же, как только Кэрол Хаусмен ввела бы в нее данные о том, что Кимберли Майерс была ученицей школы в Силверхилле, где учительствовал Пэйн, и о том, что он числился владельцем машины, номерной знак которой заканчивался буквами «KWT».

– В ваших разговорах он когда‑нибудь упоминал имя Кимберли Майерс? – спросил Бэнкс.

– Нет. Никогда.

– Вы обменивались впечатлениями по поводу молоденьких девушек?

– Да, но необязательно про молодых. Про женщин мы, конечно, говорили.

– А как он о них говорил? С любовью? С отвращением? Со сладострастием? Со злобой?

Бригхаус на мгновение задумался.