Генри, наконец, позволяет мне накинуть на него поводья, и, так как мы в доброй полумиле от ворот, я отцепляю свинцовый крючок с одной стороны недоуздка, чтобы соединить концы повода с противоположной стороны, создавая импровизированную уздечку. Генри – удивительный конь. Безнадежный для перевозки грузов и тягловой работы, но обученный всему под седлом, включая выездку на охоту, в том числе и английскую. Но когда он без всадника, он настоящий бунтарь. Однако стоит посадить к нему на спину наездника   и Генри становится ласковым, нежным и надежным. Я хватаюсь обеими руками за его гриву, пытаясь прыгнуть так высоко, как могу, ложусь ему на спину, перекидываю другую ногу на противоположную сторону. Я регулирую седло, подталкивая его пяткой, чтобы расположить в нужном направлении. Цокаю, и Генри пускается плавной рысью.

Мы добираемся до ворот, идущих от северного пастбища к центральному прогону, между домом, сараем и загонами. Хэнк и Ида уже ждут меня там. Хэнк открывает для меня ворота и захлопывает их, когда я загоняю через них Генри.

– Этот мальчик опять доставил тебе неприятности? – спрашивает мужчина. Хэнк высокий и статный, несмотря на свой возраст, его седые волосы по прежнему густые, ярко голубые глаза ясные и умные. А лицо обветренное, испещренное морщинами.

Я покачнулась и плавно соскользнула на землю:

– Да, он выбил часть забора и ускакал. Я потратила час, преследуя его глупую задницу.

Хэнк похлопывает Генри по шее и забирает у меня поводья:

– Тебе следует вести себя лучше, ты, большой идиот! Порой я ненавижу, что у нас с тобой одно имя на двоих.

Генри качает головой и топает копытом, словно отвечая.

Хэнк смеясь, уводит лошадь на прогулку:

– Давай, пошли, мальчик!

– Я запру его в конюшне на то время, пока мы не заделаем забор. Как думаешь, кто нибудь еще из животных может попытаться сбежать? – спрашивает меня Хэнк.

– Нет, – отвечаю я. – Остальные слишком ленивы для прыжков. Генри же не сломал весь забор, ему было достаточно просто перепрыгнуть через образовавшуюся брешь. Я починю все завтра.

– Завтра должны привезти сено. Мои внуки приедут на этой неделе. Один из них поможет вам.

Мне хочется плакать, как представлю, сколько работы я должна сделать, но не могу. Я просто киваю:

– Спасибо, Хэнк.

Он машет мне рукой и говорит, растягивая слова:

– Ага.

Ида держит Томми на руках. Он вопит, как сумасшедший, дергается и пытается дотянуться до меня.

– Он никак не хочет успокаиваться, Рейган. Я даже не знаю, что еще сделать. Я покормила его, поменяла подгузник, поиграла с ним... Я думаю, он просто хочет к тебе.

Я забираю своего сына из рук Иды, и он тут же успокаивается и кладет свою голову мне на плечо:

– Ма. Ма. Ма, – бормочет он. – Лошадка, – он указывает на Генри, бегущего вдалеке.

Я похлопываю Томми по подгузнику, по привычке покачивая его из стороны в сторону:

– Да, малыш. Лошадка. Это Генри.

Я чувствую, как Томми становится вялым и отяжелевшим. Сейчас только восемь тридцать вечера, он долго спал днем, но из за плача, наверное, устал.

Улыбнувшись Иде, я поворачиваюсь в сторону дома:

– Спасибо, Ида. Я заберу его внутрь. Жаль, что он принес тебе так много неприятностей.

Ида   кроткая и изящная женщина, слишком нежная для суровой техасской фермерской жизни, лишь улыбается:

– Он никогда не приносит хлопот, дорогая. Иногда, он просто скучает по своей маме, вот и все.