Поэтому мне трудно сказать тебе это в лицо. Я знаю – ты рассердишься на меня за то, что не рассказала тебе о такой важной вещи. Мне очень жаль, но это единственный путь, который кажется мне правильным…». Я солгал. Я пожалел умирающего друга. Вина горит во мне, как раскаленный уголь, проникая в самые темные уголки моей души.
– Скажи ей, что она для меня – всё… Именно эти слова.
– Я скажу ей.
– Поклянись.
– Клянусь. Своей душой. Клянусь.
Я слышу. Я слышу его голос. Я сошел с ума? Может, три года плена сделали из меня долбанного психа? Может быть. Всё, что я знаю – я поклялся своей душой.
К чёрту мое благополучие.
Я дал клятву.
Глава 6
Рейган
Хьюстон, Техас 2010 г.
– Мне жаль, миссис Барретт, но на данный момент мы вынуждены отказать вам в вашей заявке на получение кредита. У вас нет минимального счета или заработка согласно нашим требованиям. Ещё раз прошу прощения, но таковы правила. Не я их придумала – мне просто приходится им следовать, – отвечает мне работница банка лет двадцати пяти. Ее каштановые локоны уложены в аккуратную прическу, на лице идеальный макияж. На ней тонкая юбка карандаш и строгий пиджак. Отвечает задиристо, но вежливо.
Я хочу заплакать, но не стану доставлять ей такое удовольствие.
– Понятно. Ну… спасибо за потраченное время.
– Спасибо вам, миссис Барретт. Могу ли я ещё чем то помочь?
Я отрицательно качаю головой и отпускаю извивающегося у меня на коленях Томми.
– Нет.
Девушка складывает руки перед собой и наклоняется к моему сыну, разговаривая с ним тем ужасным писклявым голосом, который бестолковые взрослые используют в разговоре с детьми:
– Хочешь леденец? Разве он не восхитительный?
– Леденец!
Леденец? Серьезно? Томми должен был уже спать, и я рассчитывала, что он вздремнёт по пути домой, а я в это время успокою свои измотанные нервы. А эта стерва протягивает ему корзинку с леденцами Dum Dums. Томми хватает сразу три конфеты, с одного срывает фантик и пихает леденец в рот. Радость озаряет его личико.
– Мам, шмотри, у меня ешть леденеш!
– Я вижу, мой сладкий, – я обращаю взгляд на девушку. – Разве это не здорово с вашей стороны дать ребенку леденцы, не спросив у меня? Это как минимум умно.
Девушка делает невинное «ой, это вы мне?» выражение лица.
– Четыре, мам, смотри! – Томми показывает на две оставшихся конфеты.
– То есть две, Томми. Один, два. Но одного достаточно, ты так не думаешь?
– Нет. Давай два!
– Хватит одного, который у тебя во рту, – я забираю из его рук два леденца, а Томми начинает кричать и топать ногами.
– Нет! ДВА! ДВА!
Я готова задушить эту чопорную сучку. Отказать мне в кредите, в последней надежде рассчитаться с долгами, а потом ещё и дать моему ребёнку леденец?
– ЛАДНО, – я отдаю ему конфеты в пяти минутах от того, чтобы взбеситься в ответ на его капризы. – Ладно, Томми. Хорошо.
– Шпашибо, мама. Ты такая хорошая, – он улыбается фиолетовыми, покрытыми сахаром зубами, и вкладывает свою ручку в мою.
Я поднимаю его на бедро, открываю дверцу грузовика и усаживаю сына в детское сиденье, пристегнув ремень. Томми моргает, пережёвывая леденец. Из уголка его рта вытекают фиолетовые слюни… о, да, теперь они размазаны по всей моей футболке. Я еду домой, опустив стёкла, чтобы хоть немного охладить перегретую машину. Этот ржаво голубой грузовик принадлежал Тому, который собрал его с нуля ещё в средней школе. Хэнк тысячу раз перебирал двигатель, чтобы я могла нормально ездить. |