Надрывно загудел паровоз, оттягивая теплушки, а от Горловки уже подкатывал тяжёлый бронепоезд «Дроздовец», выкрашенный в защитный белый цвет.

На железной площадке, среди обваленных и обгоревших мешков с землёй, исковерканной брони и тел в тлевших шинелях, воздвигся командир бронепоезда в тужурке, почерневшей от машинного масла.

Это был капитан Рипке, невысокий, с очень маленькими руками, со светлыми волосами, стриженными бобриком, всегда сдержанный.

— Господин полковник! — прокричал он, склоняясь к подбегавшему Туркулу. — Разрешите доложить, мост взят!

— Отлично, капитан! Полный ход вперёд, прикрываете левый фланг!

— Слушаю, господин полковник.

«Дроздовец», грохоча и выкидывая из топок чёрный дым, покатил, набирая скорость.

Кирилл, провожая взглядом стальное чудище, скривился: низ серой брони был заляпан кровью. Давил он, что ли, большевиков?

— Саид! — заорал Авинов. — Умар! По машинам! Заводи!

— Есть! Есть!

Взрёвывали двигатели, извергая чёрный дым.

Грозно пошевеливались башни.

Громыхнуло в поле, и снова разворотило снега воронками.

Шальной снаряд пробил стенку вагона и разнёс его на досочки, оголяя ржавый каркас. На левом фланге гремел сильный огонь. Батальон построился для атаки.

— Капитан Гулевич! Батарею на позицию!

Едва слышный, донёсся спокойный голос артиллерийского капитана Гулевича, командира 1-й батареи: «Передки к орудиям! В передки! По коням! Вперёд! Рысью ма-арш!..»

Подскакивали на ухабах передки, срывались плохо подвязанные винтовки, котелки, вещмешки.

Пушки с грохотом и лязгом, расшвыривая снег, вылетели на передовую.

— Налево кругом! — командовал Гулевич. — Стой! С передков! Прямо по окопам! Прицел пять-ноль! Огонь!

Батарея открыла беглый огонь и била почти в упор — снаряды летели над головами дроздовцев.

Чуть дальше заговорила 7-я гаубичная.

— По пехоте! Прямой наводкой! Гранатой! Прицел сорок пять! Беглый огонь!

В степи показались густые цепи красных. С правого фланга заблистали шашки.

— Кавалерия!

— По кавалерии, пальба батальоном!

Большевистские цепи надвигались, накатывался вой, кашель, звон манерок и глухие крики: «За советскую власть!», «Бей кадетов!», «Смерть золотопогонникам!», «Вперёд, товарищи!».

Гулевич надрывался:

— Стой! Отставить гранаты. Шрапнелью! Прицел сорок!

Рядом отдавал команды Туркул:

— Батальон, поротно в цепи! Вторая, четвёртая роты слева, первая и третья — справа. Ровным шагом! Дистанция между бойцами в цепи — четыре шага!

Командиры рот, выхватывая револьверы, уводили в бой своих солдат:

— Вторая рота, за мной!

— Четвёгтая гота, с Богом, в атаку!

Красные на ходу били пачками, да только и белые патронов не жалели.

— Господа, прицельный огонь по наступающим! — кричал полковник.

— Батальон, вперёд! За Россию! Ур-ра-а!

Авинов аж пританцовывал от нетерпения, ожидая, когда же Туркул пошлёт его бронероту.

И вот дождался — в распахнутом тулупе, разгоряченный, румяный, пышущий паром, подбежал полковник.

— Капитан! — крикнул он. — На пути прорвался эшелон красных! Это будённовцы! Полотно взорвано, но красные всё равно контратакуют! Здесь-то мы справимся, а вам приказываю отбить контратаку!

— Слушаю, господин полковник!

Кирилл метнулся к текинцам.

— По машинам! Первый и четвёртый взвод — за мной!

С ходу запрыгнув в «Остин-Путиловец-Кегресс», начальником которого был Саид Батыр, Авинов пролез в башню, к пулемёту.