|
«Не в пустыне же он работал, наверняка остались коллеги, учителя и ученики. Хотя бы этот его друг… Запамятовал фамилию, то ли Корзин, то ли Корсун», – вспомнил Женька слова старика‑генетика, подбегая к дому.
Не спеша становиться под душ, он лихорадочно перелистал страницы записной книжки. «Неужели?! – билась мысль. – Неужели?! Нет, так не бывает!.. не бывает!..» Он набрал код 044, затем домашний телефон старого приятеля Толика из Киева, с замиранием сердца считал долгие гудки, пока, наконец, трубка не пискнула и на другом конце провода, из другой теперь уже страны не отозвался знакомый голос: – Слухаю! – Толик?! Толик, привет! Это Женя… Женя Столетник из Москвы, забыл меня, чи шо?! – О‑о!.. Женя!.. Чому ж забув? Я нэ забув, пам'ятаю! Як справы? – Нормально! А ты там как? На хлеб хватает?.. – Чому ж ни? – засмеялся Толик. – Робимо ще, не тильки хлиб, и сало имо! – Ну, молоток! – Як Валерия Брониславна? Чи пише? – Пишет, пишет, привети тебе шлет, все у нее о'кей. – Дякую. А Шериф як, ще живый? – А як же!.. Слушай, Толик, дорогой, поройся в своем блокноте, найди мне Корзуна Александра Ивановича. Очень надо. Помнишь его? – Пам'ятаю, зараз знайду… Женька поставил аппарат на пол, сел в шпагат, закрыл глаза. Сердце привычно входило в замедленный режим. – Знайшов!.. Женю, ты чуешь мени?.. Пиши!.. Записав телефон знакомого физика, с которым у него было связано много воспоминаний, Женька поблагодарил Толика, продиктовал ему свои координаты и пригласил в гости. «Я полон энергии… Мое дыхание глубокое, ровное, уверенное… В моей жизни все прекрасно… Мое сознание спокойно, как ледяное озеро…» – Алло!.. Здравствуйте. Будьте любезны, пригласите, пожалуйста, Александра Ивановича к телефону. – А кто его спрашивает? – Это его старый приятель из Москвы. – Александра Ивановича нет. – А когда он будет, не подскажете? – Вы неправильно поняли. Его уже никогда не будет. Александр Иванович скончался… – Как?! Простите… отчего? – От кровоизлияния в мозг. – Когда это случилось? – Пятнадцатого октября…
Петр готов был подставить себя под удар, играть ва‑банк, лезть на рожон, – вплоть до поцелуя со смертью, – но никогда и никому не позволял унижать себя – знал: это станет отправной точкой падения в пропасть зависимости. Из кабинета Киселева он вышел злым, исполненным решимости. Не впрямую, но и недвусмысленно ему дали понять, что предшествовало нелицеприятному разговору там, наверху: Председатель Комиссии, конечно, позвонил спикеру, тот – и. о. Генерального (да еще пригрозил наверняка, напомнив о сроке предстоящего утверждения), и. о. вправил мозги Бокову, зам. Генерального по следствию, а уж тот рад был отыграться на Швеце. Петр бы его простил – никак, из одного котелка хлебали – если бы не тон. Люди менялись на глазах – не то в ожидании больших перемен, не то наоборот – в стремлении укрепить нынешние позиции. «Особые полномочия» в этой борьбе («За портфели, за что же еще!» – в сердцах бросил Киселеву Петр) не работали. Рядовой вопрос следователя был представлен как «ВМЕШАТЕЛЬСТВО ГЕНЕРАЛЬНОЙ ПРОКУРАТУРЫ В РАБОТУ ПАРЛАМЕНТСКОЙ КОМИССИИ», и то ли нервы начали сдавать, то ли самолюбие на пятом десятке взыграло, а только Петр на пять минут позабыл о своей интеллигентности и, перекричав начальника следственной части, послал его на три буквы. |
