Зал охраняли двое «крутых».

– Детки, кто тут на кикбоксинг записывает? – поинтересовался Женька.

«Крутые» заулыбались.

– А не поздно, дядя? – спросил толстомордый.

Женька посмотрел на часы.

– Мама меня до десяти отпустила, – заверил он.

– Туда сейчас нельзя, – сказал другой, с узбекским лицом и вызывающей стрижкой. – Там мастера тренируются.

– К ним мне и нужно.

– Объясняют же вам: нельзя!

– Ну, тогда позовите сюда какого‑нибудь мастера, мне поговорить надо, – не отставал Женька.

– Никого звать не будем, нам не положено. Сядьте и подождите у раздевалки, на лавочке, – лениво кивнул толстомордый.

– Да некогда мне ждать, – Женька шагнул к двери.

Толстомордый схватил его, хотел развернуть; Женька повел плечом в направлении его усилий, схватил правой за запястье, а левой толкнул в локоть на излом, впечатав всей плоскостью в стенку. Узбек выбросил вверх согнутое колено правой ноги – движение перед прямым ударом в прыжке, но поставить ногу на ступеньку для толчка не успел: дернув его за штанину, Женька танцевальным па подсек стопу опорной ноги, и привратник приземлился на «пятую точку», отчего глаза его расширились, на мгновение придав лицу узнаваемые славянские черты.

– Извините, детки, – Женька толкнул дверь и вошел в зал.

На ринге грузный, но неожиданно подвижный кикбоксер, играючись, молотил Кольку. Никто не обращал на поединок внимания. Человек двадцать «качались» на тренажерах, отрабатывали удары на мешках, вели бои «с тенью».

– Эй! Выйди‑ка отсюда! – крикнул человек лет тридцати в кимоно с черным поясом. – Кто тебя впустил?

Он направился через зал к Женьке.

– Никто, я сам вошел, – виновато пожал тот плечами. – Извините, мне нужен вон тот, с окровавленной мордой, из которого вы решили приготовить бифштекс на ужин. Я его заберу и уйду. Он мой младший брат, дома родители волнуются.

Не обращая на его слова внимания, сэнсэй выглянул за дверь.

– Ясно, – повернулся он к Женьке, изменившись в лице. – Крутой, да?

– Кто? Я?.. Что вы, я еще недостаточно долго варился. Так можно забрать брательника?

Колька тем временем петушился на ринге, все реже отвечая на удары, все чаще уходя в глухую защиту.

Посторонний человек в зале привлекал внимание спортсменов.

– Работать! – прикрикнул на зевак сэнсэй и обратился к Женьке. – Зачем ты ребят положил? Они новички.

– А он? – указал тот на Кольку. – Вы же его избиваете каждый день, а у него самолюбие. Он не умеет ни черта.

– Слушай, мужик. Он пришел в наш клуб, у нас учат так. Не нравится – пусть идет куда‑нибудь еще, занимается по другой методике. Мы никого насильно не держим.

– Это плохая методика, тренер, – серьезно сказал Женька. – Я виноват, не объяснил, что к чему, исправлюсь. А сейчас останови своего верзилу, я тебя прошу.

– Ему тренироваться нужно

– На пацанах? Не стыдно?

– Ну, пойди ты стань за него, если такой умный.

– Согласен.

– Да? – сэнсэй похлопал в ладоши, привлекая всеобщее внимание. – Стоп! – крикнул он.

Верзила остановился. Колька отнял перчатки от лица. Из носа у него текла кровь. Судя по всему, окружающее он видел плохо и, воспользовавшись паузой, вцепился в канат. Сэнсэй подошел к рингу.

– Встань с ним, – кивнул он на Женьку.