Водитель молча достал из кармана сложенный вчетверо листок, протянул его Женьке. Везли какое‑то барахло по заказу турецкой фирмы «Фархад». «Сбрасывают излишки брака в страны СНГ», – подумал Женька, но участие в рейсе по договору с инофирмой сулило надбавку в валюте, а содержание коробок никого не интересовало. Товар был выписан на имя Киреева Валентина Павловича. Женька значился как сопровождающее лицо. Он расписался напротив своей фамилии и вернул листок.

Напарник показался ему странно знакомым, Он поймал его отражение в зеркальце. Совсем даже нейтральное, ничем не примечательное лицо. Правильные черты. И хотя приветливостью водитель явно не отличался, неприязни у Женьки не вызывал.

На Волоколамском шоссе «КамАЗ» резко увеличил скорость, словно вырвавшись на простор. Одной рукой придерживая руль, Киреев достал из кармана папироску, прикурил от вонючей бензиновой зажигалки заправским жестом бывалого шофера.

«Где же я его видел?» – силился вспомнить Женька. Всех, кто работал в «Стрельце», он знал. Или почти всех. Никаких примет – даже полоска седины параллельно пробору органично дополняла неопределенность лица, но именно эту безликость, эти бесцветные глаза и запечатлела память.

– Валентин я, – сказал вдруг водитель.

– Это я уже прочитал.

Игра в молчанку продолжилась, но Женька почувствовал, как отлегло от сердца.

48

– Петр Иванович, да что с тобой?

Петр мертвенно побледнел, на лбу выступили крупные капли пота, потекли по окаменевшему лицу. Нежин насмотрелся на инфарктников, знал, что такое состояние бывает при сильном сердечном спазме. Он бросился к окну, распахнул его. Подал воду в стакане, но Швец не шевелился.

– Что, сердце?..

Когда через минуту он вернулся в кабинет с нитроглицерином, Петр все так же неподвижно сидел за столом и глядел на «фоторобот», выполненный в фас и в профиль.

– Неотложку?

– Не надо.

От таблетки не отказался. Выпил.

– К окошку подойди.

– Нормально, Вадим. Все.

Минуту он сидел, не шевелясь, потом поднял на Нежина мокрое лицо.

– Домой тебя отвезти?

Петр покачал головой, взял со стола «фоторобот».

– Что с этим? В розыск? – спросил Нежин.

– Зачем? Это Столетник Евгений Викторович, 1963 года рождения, москвич, проживает на Первомайской, рост 173, вес 70, родителей нет, разведен, охранник коммерческого агентства «Стрелец»… – Он нашел в себе силы подойти к окну. – И мой друг, – добавил он, тяжело вздохнув.

Воцарилась пауза.

– Что это… значит? – первым нарушил молчание Нежин.

– Это значит, что с этой минуты согласно статье 23 УПК следователь Швец не имеет права расследовать дело, как лицо, заинтересованное в его исходе.

Справа оставался Можайск. Золотистый луч, выскользнувший из‑за быстрого облака, упал на купол какой‑то церкви, и крест засветился на сером фоне одноликого пейзажа.

«Бог ли не защитит ли избранных Своих, вопиющих к Нему день и ночь, хотя и медлит защищать их?» – вспомнил Женька отчаянное письмо Валерии. «То‑то, что медлит», – подумал он и тут же поймал себя на том, что к «вопиющим» не относился. Но разве не взывал к Нему отец Василий? Что же Он, Всемогущий, с его защитой промедлил? Сколько же Ему, Ненасытному, нужно внимания и воплей о спасении, чтобы Он успевал, и Сын Человеческий нашел‑таки веру на Земле, придя вторично?..

Женька вспомнил благообразного священника, свет на лицах прихожан, и вдруг…

«Бог простит!.. Я Борьку лет восемь не видал.