Версия № 2 сводилась к тому, что Изгорский сам убил Шейкину и послал туда детектива либо с целью каким‑то образом подставить его, либо в надежде, что частный независимый детектив сумеет разобраться в этом деле непредвзято. Но как в таком случае объяснить смерть самого Изгорского? Сдали нервы?

Впрочем, предположения строить было ни к чему, версий могло быть сколько угодно, и все они не подкреплялись фактами, потому что фактами он, Женька, попросту не располагал. Убийством в Лобне уже занимается тамошняя милиция и горпрокуратура, пожаром на Мартеновской – ГУВД, и ему, детективу хренову, нелицензированному, юристу заочно необразованному, Неудачнику с большой буквы, разбираться с этим невыгодно и неинтересно.

Женька сидел до тех пор, пока не уехала последняя машина и люди не стати расходиться как после сеанса – обсуждая кар тину и ее главного героя.

– Поехали, Шериф, – он включил зажигание, – тебе на службу пора, а ты у меня еще не кормленный. «Арагви» я тебе не обещаю, хоть ты и кавказец, а антрекот в кафе «Ласточка» куплю.

Женька выехал на улицу Металлургов и вспомнил о деньгах, которые были получены им за охрану жизни человека, полчаса назад ставшего покойником. И хотя отчитываться теперь было не перед кем, деньги эти жгли карман, повиснув на душе тяжким грузом невыполненных обязательств.

14

Следователь Илларионов звонил из автомата на углу.

– Кать, это я. Как там у вас?

– Пап!.. Ты откуда?

– У вас деньги есть?

– Ты опять не получил зарплату?

– Что за еврейская привычка – отвечать вопросом на вопрос?

– Две тысячи осталось.

– Катюша, я занят, может, ты за меня…

– У Леночки температура поднялась, а мама в поликлинике. Ну как я уйду, пап?..

– Звонила?

– Звонила. На обследование кладут. Ты когда вернешься? Суп ставить?

Илларионов вспомнил запах картофельного супа со свининой, и рот его заполнился слюной.

– Вот что, дочка, ты за молоком выскочи на минутку, две тысячи вам пока хватит. И Леночке врача вызови.

– Не надо, я ей сама на ночь горчичники поставлю.

– Ну, смотри. Меня не ждите, ешьте там, что Бог послал, – Илларионов повесил трубку и медленно пошел к поджидавшему «УАЗ‑469».

– Да выключи ты эту печку! – сказал он водителю, усевшись на сиденье рядом.

– То выключи, то включи, – щелкнул тумблером молодой водитель. – Куда едем‑то?

Илларионов с ответом не торопился, набросал что‑то на листке блокнота, подумал, закурил. Зарплату надо получить сегодня – первый день выплаты, будут давать до упора. Утром дома оставался пустой холодильник. На две тысячи особенно не разгуляешься, конечно, к тому же в магазин сходить некому.

– Поехали в 50‑ю! – сказал он решительно.

Операция была закончена только что. Пострадавшего владельца «жигулей» увезли в реанимационное отделение.

– Состояние, прямо скажем, не обнадеживает, – говорил врач, огромного роста детина с закатанными по локоть рукавами халата. – По крайней мере, не приходится рассчитывать на быстрое выздоровление: ушиб головного мозга – это главное, что тревожит. А к нему целый букет: разбито лицо, перфорирована почка, закрытые переломы ребер, открытый – локтевого сустава, повреждено легкое. – Илларионов едва поспевал за ним по длинному коридору. – Так что допросить вы его сможете, в лучшем случае, дня через четыре.

– Почему вы решили, что я хочу его допросить? – спросил Илларионов, переступая порог кабинета с табличкой «Главврач».