Пришлось сжать кулаки, сдерживая её.
– Даже если и решила, вам что с того? – холодно поинтересовалась девушка. – Вы радоваться должны, что от сына вашего отступлюсь.
– Радоваться… Гришка гордый и с отказом не смириться. Долгорукого на дуэль вызовет, а потом оба на каторгу… – Петр Григорьевич внимательно смотрел на девушку. – А тебя в монастырь упекут. Уж об этом я позабочусь.
Настя с трудом сдержала все резкие ответы, вертящиеся на языке, лишь сжала кулаки еще сильнее.
– Сын ваш едва жизни не лишился, еще от ран не оправился. А вы его уже все за него решили и на каторгу отправили, – только и заметила она.
Разговор начинал тяготить.
– Сколько ты хочешь? – между тем продолжал Петр Григорьевич.
– Что? – не поняла Настя.
– Денег сколько хочешь, чтобы от сына моего отступиться и уехать?
– К-каких денег? – глаза девушки широко распахнулись,
– Гриша тебе слово дал. Согласно регламенту Петра Великого, откажется, штраф тебе должен выплатить. Только коли скандал случиться, и государыня прознает, деньги в казну уйдут. Так что для тебя лучше, когда по-тихому.
– Вы хотите сказать, что готовы заплатить мне, чтобы я уехала? – ахнула Настя. Откупиться?
– Верно, – тяжелый взгляд прожигал насквозь. – Сколько?
Настя стояла и молча смотрела на этого высокого человека, так похожего на Гришу. Те же глаза. Тот же нос, упрямо выпирающий подбородок. Только в глазах нет того яркого огня, что у сына.
– Гришке, понятно, вожжа под хвост попала. Супротив меня решил пойти, ну с тобой тоже все ясно, – продолжал Петр Григорьевич с кривой ухмылкой выразительно разглядывая Настю. – Род знатный, богатый, единственный наследник… так что можешь смело сумму называть, я заплачу́.
Девушка зло сверкнула глазами. Пальцы засветились, с них сорвались золотистые искры и упали около ног Петра Григорьевича. Там, где они упали, земля начала трескаться. Белов попятился и испуганно перекрестился. Искры срывались одна за другой, трещины становились все шире, гравий с шелестом начал осыпаться в них. Внезапно поднявшийся холодный ветер остудил голову, и ведьма опомнилась.
– Как вы смеете! – произнесла она, срывающимся голосом. – Как вы смеете так оскорблять собственного сына!
Не говоря больше ни слова, Настя резко повернулась и направилась к воротам.
– Ну и дура! – крикнул вслед Петр Григорьевич, даже не стесняясь людей, с интересом оборачивающихся на него. – Лучше синица в руке, чем журавль в небе. Гришке ты все равно надоешь.
Настя сжала кулаки, изо всех сил сдерживаясь. Больше всего на свете хотелось выпустить свою Силу, начать колдовать, заставить на коленях просить прощения. Но это были отец Григория. Тот, кто дал ему жизнь, вырастил его, и девушка сдержалась.
– Пусть так, – она зло посмотрела на одиноко стоящую фигуру. – Но это все лучше, чем взять у вас тридцать серебряников!
Глава 7
До дома Бутурлиных Настя почти бежала. Девушка даже не знала, на что она злиться больше: на то, как Петр Григорьевич разговаривал с ней или на то, как он отзывался о собственном сыне.
Охваченная яростью, Настя и сама не заметила, как оказалась возле того самого дуба, где так часто разговаривала с женихом.
– Барыня, постойте! – взмолился Тихон.
Он еле ковылял, согнувшись и прижимая ладонь к правому боку.
– Фух, – слегка отдышавшись произнес лакей. – Еле догнал!
Девушка хмыкнула. Привыкший к сытой городской жизни у никогда не спешащих Бутурлиных, лакей действительно не мог выдержать быстрого Настиного шага. Его лицо раскраснелось, а волосы растрепались. Девушка с сочувствием взглянула на крепостного. |