Остаток дня прошел крайне сумбурно. Анна Михайловна, попеняв Насте, что та отослала Тихона и ходит по улицам одна, удалилась к Александру Борисовичу, который все-таки чувствовал себя не слишком хорошо, возможно сказывалась сегодняшняя эскапада.
Сама Настя намеревалась почитать, но её постоянно отвлекали.
Сперва Гришин денщик Васька, вернувшийся из дозора перед борделем, сцепился с Тихоном, осмелившимся обнять Глашу. Шум был такой, что Белов выскочил из своей комнаты и буквально распинал дерущихся. После чего пообещал всыпать обоим парням, коли не угомонятся.
Пришлось успокаивать самого Гришу, все еще рвущегося надавать тумаков драчунам. Благо, что раны не открылись. Впрочем, чувствовал себя Белов вполне сносно и даже порывался сходить в казармы, после чего Настя пригрозила, что запрет жениха в чулане. Тот рассмеялся, но пообещал в казармы покамест не ходить.
После Настя направилась в людскую, чтобы отчитать Глашу за легкомыслие, но вид у девки был такой болезненный, что хозяйка лишь махнула рукой, наказав лечь в постель и отдыхать.
Стоило девушке вновь вернуться в комнату, как прибежал Степан с известием, что пожаловал отец Кирилл.
Когда Настя вошла в залу. Священник вполне мирно беседовал с хозяином дома. Анна Михайловна сидела тут же, у окна, но в разговор не вмешивалась, делая вид, что вышивает.
Полковой священник оказался таким же высоким, как и все преображенцы. Судя по свежим следам пороха на руках, отец Кирилл брал в руки оружие так же часто, как и кадило.
При виде девушки отец Кирилл нахмурился и с укором посмотрел на Белова, вставшего, чтобы поприветствовать невесту.
– Не сдержался, кобелюка!
Странно, но теперь Настя смогла сдержаться и не краснеть со стыда, лишь чуть вздернула подбородок.
– Был грешен, – спокойно признал Григорий, дожидаясь, пока невеста сядет, чтобы вновь плюхнуться в облюбованное кресло. – Но меж нами уже давно все решено, да и государыней приказ дан…
– А разрешение командира ты испросил? – продолжал священник зычным голосом, подходящим скорее для командования на плацу, чем для храма.
– Испросил, – подтвердил Бутурлин. – Отец Кирилл, полно тебе…
– Мне, Александр Борисович, по сану положено вопросы задавать, – возразил тот и повернулся к Насте, посмотрел на девушку с прищуром, точно сокол какой – Невеста-то согласна?
Настя заколебалась, вспомнила родителей Белова, последний разговор с Петром Григорьевичем и решительно кивнула.
– Меж нами давно уже все решено, – повторила она недавно сказанную Григорием фразу.
– А родители благословение дали? – допытывался священник.
Девушка вздрогнула, но оптом сообразила, что речь идет лишь о её родителях.
– Матушки давно уж нет в живых, – спокойно произнесла она под одобрительным взглядом Анны Михайловны, – а отец… в крепости он… его государыня отпустит лишь после свадьбы моей… да и так он возражать не станет.
При мыслях о том, что отцу, в общем-то все равно, за кого единственная дочь выйдет замуж, стало грустно.
Григорий, звериным чутьем уловив, что невеста расстроена, бросил на девушку понимающий взгляд. Хотелось обнять Настю, прижать к себе, шепча на ухо слова утешения, но в комнате было слишком много людей, потому пришлось сдержаться.
Отец Кирилл, внимательно наблюдавший за молодыми, спрятал улыбку в окладистой русой с проседью бороде и легко прихлопнул ладонью по столу.
– Что ж… препятствий как таковых не вижу, и дело богоугодное. К тому же скоро пост, и надо бы до него все решить, так что, Григорий Петрович, повенчаю я вас… но завтра.
– Почему завтра? – нахмурился гвардеец.
– Потому что венчание – есть таинство Божье, и спешки в нем быть не должно. |