Думал, он вас спрятать хочет, а он сюда и монахиням отдал.
Саша присел на огромный, покрытый мхом валун и вопросительно посмотрел на Настю, явно ожидая, что девушка расскажет, что произошло с ней в монастыре и почем у им пришлось так нестись сломя голову.
– Они меня в монахини постричь хотели на заутрене, – глухо отозвалась та. – И Силу мою забрать.
– В монахини? – ахнул Левшин. – Но как такое возможно? Ты же фрейлина государыни!
От волнения измайловец перешел на «ты», впрочем, Настя этого и не заметила.
– Петр Григорьевич прошение подал, чтобы меня как невесту его сына из списка исключили, и за собой позвал, – пояснила она. – Я от него убежать хотела, но упала…
– А он в скит, где у него дочь монахиней… и на постриг! Хитер старик! Ведь если бы даже Белов тебя нашел…
– Гриша не смог бы ничего сделать, – кивнула девушка, стараясь говорить ровно. – Никто бы не смог, даже сама императрица.
Она осеклась. От сознания того, что Левшина могло бы и не оказаться рядом становилось страшно. Девушка хотела вновь пожалеть, что судьба столкнула её с преображенцем у ворот дворца, но не смогла. Наоборот, она была признательна тем силам, которые свели её с Григорием. Именно теперь Настя поняла, что не собирается отступать, и что ей просто необходимо вернуться в Питерсхофф к своему Волку.
К тому же еще был Долгорукий… и его желание возвести на престол вымышленного сына сестры. Настя ахнула и вскочила.
– Саша, нам идти надо! – воскликнула девушка. – Времени нет рассиживаться!
– Да ладно, – отмахнулся измайловец. – Подождет Гришка, не помрет!
– Да не в Грише дело, а в заговоре против государыни! – Настя торопливо пересказала все, что услышала тогда у оранжереи.
Левшин только присвистнул в ответ.
– Ничего себе! Вот значит кто за всем стоит!
– Это Дмитрий похитил записи Якова Брюса. И нам надо срочно рассказать все Шувалову!
Левшин кивнул и взглянул на белесое небо.
– Ночь уж скоро, но сейчас светло. Пойдем напрямик, через лес, так быстрее. Коня в поводу поведу, устал он.
– Не заплутаем?
– Не думаю, – измайловец вновь положил седло на коня, но затягивать подпруги не стал, лишь застегнул на последнюю дырку, чтоб седло не свалилось. – Пойдем, дорога то не близкая.
Глава 11
До Ропши Григорий добрался достаточно быстро: волчья рысь была предназначена для подобных маневров. Правда, дыхание все-таки сбилось. Раны не до конца затянулись, и после длительного бега голова слегка кружилась, но гвардеец не стал обращать на это внимание. Преображаться в человека Белов не стал. Рыжеватой тенью подкрался к дому, невольно сглотнул слюну от ароматных запахов ужина, витающих под окнами, и прислушался к голосам, раздающимся из гостиной.
Мать своим привычным тихим тоном выговаривала Софье о воспитании детей. Сестра отвечала нехотя, как всегда бывало, когда не хотела ни особо разговаривать, ни грубить. Сам Гриша уже давно бы переменил тему, но мать не замолкала, настойчиво твердя о вреде чтения для девиц. Лукешка то и дело поддакивала матери. Для зверя ее голос казался особенно пронзительным, визгливым.
Сестра сорвалась на особенно дребезжащую ноту, и волк недовольно рыкнул, тряхнул головой.
– Потише вы! – словно в ответ раздался мрачный голос Петра Григорьевича. По всей видимости, отец тоже сидел в гостиной. – Вот раскудахтались, дуры!
Женщины замолчали. Григорий представил себе, как мать сразу же опустила взгляд, Лукешка обиженно надулась, а Софья выдохнула, понимая, что наступила передышка.
– Надо бы Гришку навестить, – младшая из сестер решила сменить тему. – Узнать, как он там. |