Элеонора уже знала, что только Лизе иногда удается находить доводы, способные убедить абсолютно невосприимчивую к логике Ксению Михайловну.

* * *

Дача Архангельских представляла собой небольшой уютный двухэтажный дом с мансардой и летней кухней. Дом окружал сад, в котором кое-где были разбиты цветники.

В этом дачном сезоне в моде было цветоводство. Почтенные дачницы, матери семейств, самозабвенно копались в земле, не обращая внимания на то, как они выглядят в старых юбках и мятых соломенных шляпах. После праведных трудов дамы ходили друг к другу в гости, осматривая достижения и делясь секретами. Чтобы не выпасть из общества, Ксении Михайловне тоже пришлось заняться выращиванием цветов, хотя никакой тяги к этому занятию она не испытывала, как, впрочем, и ее сестра Елена Михайловна. Необходимость работать в саду раздражала обеих, но отстать от других дам было невозможно. Сейчас сестры с нетерпением смотрели на девушек, освежающихся с дороги.

— Отдохнули? — первой не выдержала Ксения Михайловна. — А теперь переодевайтесь, и в сад. Я покажу, что надо делать.

Элеонора с Лизой переглянулись. Элеонора вспомнила, что живет у Архангельских из милости и в ее положении отказываться неприлично. Возможно, угадав эти мысли, Лиза обреченно вздохнула и тоже отправилась переодеваться.

Одетые в старые платья Ксении Михайловны, девушки разбивали клумбы под пионы. Элеонора, следуя неписаному правилу смолянок, все делала добросовестно: и копала, и рыхлила, и выдергивала корни сорняков. Лиза подобным усердием не отличалась. Она вяло ковыряла землю лопатой и бубнила:

— Кажется, крепостное право уже давно отменили. Да не старайся ты так, а то до ночи провозимся.

— Если я взялась за это, то хочу, чтобы у меня получилось красиво.

— Послушай, с твоими принципами мы сегодня даже искупаться не успеем!

— Я тоже хочу купаться, поэтому не жалуйся, а помогай мне! — Элеонора все еще злилась на Лизу из-за разговора про любовь.

— А ты, оказывается, строгая. — Лиза удивленно вскинула брови. — Это в тебе наследственность сказывается. Всем женщинам нашей семьи всегда хочется держать ситуацию под контролем. В возрасте моей маман ты, пожалуй, ничем не будешь отличаться от нее.

— Перестань осуждать ее, Лиза. Возможно, у Ксении Михайловны не идеальный характер. Но ты не станешь счастливее, относясь к ней таким образом…

— О-ой, — протянула Лиза и достала откуда-то папиросы.

Воровато озираясь, она спряталась под кустом черной смородины и закурила, обдумывая слова Элеоноры. Потом быстро закопала окурок и снова взялась за лопату.

— Мне не нужна эта клумба, — пробурчала она. — Но что уж тут говорить, давай попробуем сделать ее красивой…

— Елизавета Петровна! — прозвучало в этот момент из-за забора, и Элеонора едва не уронила лопату себе на ногу. Ее сердце застучало так, словно готово было вырваться из груди. Она узнала голос Ланского.

Первым ее желанием было — немедленно убежать, чтобы он не увидел ее в этом старом ужасном платье Ксении Михайловны. Что стоило ему появиться на два часа раньше, когда они выходили из машины, похожие на картинки из модного парижского журнала?!

Бросив лопату, Лиза подошла к забору.

— Алексей Владимирович! Какими судьбами вы здесь?

— Мы с родителями приехали погостить к Крестовоздвиженским. Так что будем соседями какое-то время.

Профессор Крестовоздвиженский был коллегой Архангельского. В институте врачи и сестры смеялись, что хирург не должен носить такой многообещающей фамилии, но сам профессор не поддерживал эти шутки. Элеоноре еще не доверяли ответственную задачу подавать ему на операциях, но все же была надежда, что он ее вспомнит и, может быть, даже пригласит на чашку чая.