Он не выдержит. Арест, суд, и, главное, какими глазами ему смотреть теперь на Бренду? Что ей сказать? Вот что хуже всего. Потому что о содеянном он ничуть не жалел. Ему всегда этого хотелось: сцапать какую‑нибудь чистенькую красотку и загнать ей. Да, милые. Кишка была тонка решиться на такое раньше – пока проклятая музыка не зацепила его. И как же это было здорово!

В первый раз он был хозяином положения. Жаль, времени не дали, а то бы эта красотка все для него сделала, лишь бы ублажить. Да, милые! Такие минуты искупают все время, отданное выклянчиванию пособий. Хотя исправить уже ничего нельзя. Никуда не денутся боль и обида на банк, отобравший у него дом и землю, а потом ему же сдавший все это в аренду. Ну, потешил он свои яйца – разве от этого денег прибудет? Разве легче станет выпрашивать у соседей хоть какую‑нибудь работёнку? И все же, черт побери, хоть минуту он был хозяином положения. И это было здорово – хорошо бы ещё не попасться.

Сколько времени потребуется полиции, чтобы доехать до неё, выслушать рассказ и прийти за ним? Он притормозил, притиснул грузовичок к обочине. Господи, что он скажет Бренде? Она не бросила его, когда дела были плохи, когда горя было чертовски больше, чем радости. Но теперь точно уйдёт…

Ланс закрыл глаза и увидел испуганное бледное женское лицо, тело, белевшее под луной из‑под разодранной одежды. Дочурка Трежура, совсем взрослая и к его услугам, только руку протяни. Если бы не подъехали эти…

Христос долбаный! Ну, если все равно придётся расплачиваться – может, вернуться? Если те уже уехали, а полиция не приставила к ней охрану – закончить начатое? Если только они не увезли её с собой. Черт, а узнала ли она его? Он‑то её знал, но это ещё не значит, что и она его вспомнила. Матушка её увезла давным давно. Откуда ей помнить Ланса Максвелла? Может, она лежит сейчас в постельке, думает, все кончилось…

Он помотал головой, разгоняя туман. Надо же, как болит. И перед глазами кружатся картинки: та женщина и он сам. С ней было бы совсем не то что с Брендой. Нет, черт возьми! Эта – молоденькая, гладенькая, как оленюшка, а он бы уж поработал за матёрого оленя, да, милые!

Ланс разлепил веки и уставился в тёмное лобовое стекло. Что ж это он делает? Вернуться? Да там, Господи спаси, сейчас битком полиции – составляют словесный портрет, и как бы она не вспомнила имя. Ему ведь случалось работать на её старика.

В нем взметнулся панический страх, но Ланс подавил его. Остаётся только одно. Решение явилось горячо и твёрдо, как бывало у него в паху при звуке музыки.

Он включил первую передачу, зажёг фары и поехал дальше.

* * *

Луи и Три Пальца сидели на кровати, положив перед собой чемодан. Луи чертил карту на листке бумаги, пользуясь твёрдой крышкой вместо стола.

– Вот, – говорил он, – здесь дверь. Окно… окно. Эта дверь скорей всего в кладовку – или в подвал, не знаю уж.

Три Пальца кивнул:

– Чем проще, тем лучше. Одного поставить у окна, а входить одновременно в переднюю и заднюю двери. Если проделать все быстро и тихо…

– Не хотелось бы оставлять следов взлома, – напомнил Луи.

– Понятно, вот только этот второй – ты его не вычислил?

– Должно быть, местный специалист.

– Ладно, – кивнул Джонни, – но раз их двое, чисто уже не выгорит.

– Я кое‑что надумал – тебе понравится, – сказал Луи.

Эрл, сидевший у окна и глядевший на них, только головой покачал.