В центре была сама Nova Draconis - крошечный диск почти выжженной колоссальным количеством света эмульсии. А вокруг - бледное, едва различимое глазом кольцо. Молтон знал, что день ото дня это кольцо будет расширяться, пока наконец не рассеется. Только сделав над собой усилие, можно было понять, что же оно такое на самом деле - это маленькое и невинное колечко.
Они смотрели в прошлое, на катастрофу, случившуюся две тысячи лет назад. Звезда сбросила с себя пламенную оболочку - не успевшую еще остынуть до "белого каления", а потому почти невидимую, - и та рванулась в пространство, ежечасно расширяясь на несколько миллионов километров.
Летящая стена огня, способная выжечь любую, даже самую большую планету, ничуть не замедлив своего движения. А вот отсюда, из Солнечной системы, она - всего лишь бледное, на грани видимости, кольцо.
- Интересно, - негромко сказал Джеймисон, - узнаем ли мы хоть когда-нибудь, почему это происходит?
- Иногда, - откликнулся Молтон, - я слушаю радио и думаю - а пусть бы и с нами такое случилось. Пламя отлично стерилизует.
Джеймисон не верил своим ушам - неужели Молтон мог такое сказать?
Молтон, за чьей грубоватой внешностью угадывалось глубокое внутреннее тепло.
- Вы просто шутите, - только и сумел он возразить.
- Пожалуй, что да. Как ни говори, за последний миллион лет мы добились некоторого прогресса, кроме того, астроному подобает быть терпеливым. И все же посмотри, что происходит сейчас, во что мы изо всех сил стараемся вляпаться! Ты задумывался когда-нибудь, чем все это может кончиться?
Неожиданная страсть, звучавшая в этих словах, удивила - и даже привела в смятение - Джеймисона. Кто бы мог подумать, что доктор Молтон болеет о чем-то, кроме своей работы, принимает близко к сердцу вещи, никаким боком к астрономии не относящиеся? Джеймисон догадывался, что стал свидетелем нечаянной слабости, что Молтон на мгновение утратил свой железный самоконтроль. Мысль эта получила в его мозгу неожиданный отклик, и он - как громом пораженный - отшатнулся.
Долгую, словно вечность, секунду двое ученых пристально смотрели друг на друга, оценивая, строя догадки, пытаясь преодолеть пропасть, отделяющую каждого человека от всех его ближних. А затем раздался пронзительный звон - автоматический спектрометр закончил порученную ему работу. Все напряжение разом исчезло, они вернулись в обычный, повседневный мир.
Момент, который мог привести к совершенно непредсказуемым последствиям, поколебался на самой грани бытия - и снова канул в забвение.
Глава 4
Садлер заранее знал, что никак не может рассчитывать на собственный кабинет, в лучшем случае ему дадут стол в каком-нибудь углу бухгалтерии - так оно и случилось. Ничего страшного, и то слава Богу; он изо всех сил старался доставлять окружающим как можно меньше забот, не привлекать к себе излишнего внимания, да и вообще сидеть за этим столом почти не приходилось. Все окончательные заключения он писал в своей комнате - тесной, как мрачный бред клаустрофоба, ячейке; именно из таких ячеек и состоял жилой уровень.
Потребовалось несколько дней, чтобы хоть немного свыкнуться с абсолютно неестественным образом жизни. Здесь, глубоко под поверхностью Луны, времени не существовало. Резкие температурные перепады дня и ночи проникали в скальный грунт на метр, может - на два, но никак не более; волны жары и холода затухали, не в силах добраться до тех глубин, где спрятались люди. Одни только часы мерно отсчитывали минуты и секунды; время от времени свет в коридорах тускнел - это значило, что прошло еще двадцать четыре часа, и наступила так называемая ночь. Но даже тогда Обсерватория не засыпала, у кого-то обязательно была вахта. Астрономам ритм лунной жизни не причинял особых неудобств, они всегда работают в неурочное для других время - к вящему негодованию астрономических супруг, разве что те - как это часто бывает - тоже астрономы. |