Я взрослая женщина и не собираюсь прятаться в пещере. Ты ошибаешься, считая, что я боюсь правды.
– И готова выслушать ее?
– Я не трусиха. – Маргарет шагнула к столу и провела пальцем по кромке фриза. – Но сначала ответь, что ты собираешься изобразить на этой штуковине?
Картаук ответил не сразу. И Маргарет, вопросительно вскинувшая глаза, увидела, что он с едва уловимой улыбкой наблюдает за ней.
– А ты никогда не задумывалась, почему столь непочтительно именуешь мои работы «штуковинами»?
Она удивленно посмотрела на него.
– Потому что на самом деле чрезвычайно высоко ценишь мои произведения. Возможно, выше, чем кто либо из тех, кого я знаю.
– Что ты хочешь этим сказать? – не без опаски поинтересовалась Маргарет.
– Я видел, каким восторгом светятся твои глаза, когда ты любуешься восходом или заходом солнца, когда на твоем пути встречается нечто прекрасное, – негромко проговорил Картаук. – И такое выражение на твоем лице, когда ты смотришь на мои «штуковины».
Легкая тревога пробежала по лицу Маргарет. Она знала, со сколь проницательным человеком ей приходится иметь дело, и изо всех сил пыталась скрыть истинные чувства.
– Зачем же тогда я стала бы делать вид, что не восхищаюсь ими?
– Может быть, потому, что красота не только доставляет радость, но и умеет задевать за самые больные точки, способна ранить тонких и чувствительных людей. Ты осознавала, что открытое восхищение моими произведениями подтачивает основы столь почитаемого тобой чувства долга.
– Это не… – Маргарет не договорила, испытывая такое чувство беспомощности, которого она не переживала со времен раннего детства.
– Нет тихой гавани, – продолжал все так же негромко Картаук. – И не жди снисхождения.
– Я никогда и ничего не просила ни у кого, – отвела она глаза. – Но мне кажется, что на этом мы можем поставить точку. Надеюсь, ты мне выдашь один из твоих кожаных передников, чтобы я могла приступить к работе?
– Вне всякого сомнения. – Улыбка Картаука была несколько печальной, когда он потянулся к тому месту, где висели его кожаные фартуки. – Иначе ты перепачкаешься с ног до головы. Твоя порывистость и нетерпеливость мне хорошо известны.
Трубный рев… грохот… крики людей…
Джейн проснулась и резко села.
До нее снова донесся трубный рев, а затем раздался грохот.
Полог ее палатки откинулся.
– Быстрей! Колея… – торопливо проговорил Ли Сунг, сжимая в руках винтовку.
Джейн, не медля больше ни секунды, отбросила в сторону одеяло и сунула ноги в ботинки:
– Что случилось?
– Слон…
Джейн снова услышала дикий, гневный трубный рев, словно это кричал терзаемый мукой демон из преисподней.
– Но слоны никогда так не кричали! Что с ним случилось? – Она вскочила на ноги, выбралась из палатки и побежала следом за Ли Сунгом.
– Дилам говорит, что это скорее всего слон отшельник.
Тут Джейн увидела и саму Дилам, которая бежала к ним навстречу с зажженным факелом в руке.
Вместе с толпой рабочих они двинулись в ту сторону, откуда доносился рев.
– Кто такие слоны отшельники? – спросил Ли Сунг у Дилам, изо всех сил стараясь не отставать от нее.
– Это слоны, которых изгоняют из стада, – ответила Дилам на ходу. – Иной раз, когда на них нападает тоска, они становятся очень опасными и агрессивными.
Рев послышался уже совсем близко.
Но металлический скрежет, который раздался следом, испугал Джейн намного больше, чем яростный рев.
– Вы слышите! Он ломает колею!
Они выбежали из за поворота дороги, и Джейн впервые увидела живого слона. |