Из пары коротких прижизненных встреч Тхор не поняла, что есть ее прабабка на самом деле, а потому исследовательский интерес во сто крат превышал чувство потери. Подпрыгнув и попытавшись разглядеть странную маску в желтых сережках, Мира выронила пупса прямо в гроб, он глухо шмякнулся о складчатую материю и провалился куда-то вглубь.

Бабка лежала смирно, а Мира разревелась на весь двор, заглушая сигнал подъезжавшего грузовика. Соседи оборачивались и судачили о не по возрасту глубоких переживаниях девочки.

От рева Миру отвлекла взрослая подруга, которая подтянула ее к стоящему недалеко памятнику под кустом цветущей сирени. На сером граните с овальной черно-белой фотографии на них смотрела молодая Ада, какой Мира ее никогда не видела. Чернявая, с полумесяцами бровей – именно такой Тхор представляла себе смуглянку-молдаванку из популярной песни.

Подружка постучала по надписи грязным пальчиком в заусенцах и щелкнула языком:

– Смотри, сколько ей было – сто лет!

Мира ничего не поняла, но в том, что смуглянка на фото не соответствовала пластиковой мумии к гробу и цифре сто, учуяла какой-то подвох. С тех пор смерть ассоциировалась у нее с дурацкой игрой без правил, жертвой которой стал ее любимый литой пупс.

Сбитые мужики, потея о натуги, водрузили памятник в кузов грузовика. Машина выехала из двора, опыляя девственную сирень грязным дизельным выхлопом.

Только спустя несколько лет, когда зацвел тот же куст сирени, Мира рассказала родителям о кукле, упавшей в гроб.

Неожиданно мама всплеснула руками и закричала: «Почему ты не сказала сразу? Она забрала с собой твоего ребенка!»

Мира снова не уловила связи между игрушкой, мертвой бабушкой и каким-то ребенком, обиделась на маму и поклялась ни за какие коврижки не ходить больше на похороны.

Но это было позже, а пока, пятилетней дурочкой, она плелась в процессии за гробом и оплакивала пупса под траурный марш Бетховена в исполнении небольшого, но слаженного оркестра.

Тот майский день в мельчайших подробностях пронесся в памяти Миры, и она нехотя сказала подругам:

– Ну была у меня одна прабабушка, Ада Яковлевна. Но она какая-то странная. Да и мы с ней почти незнакомы.

– Это неважно. Они все ку-ку, – ответила Ирка. – Зовем!

Они встали вчетвером у стола и поднесли руки к голубому блюдцу.

– Дух Ады Яковлевны, приди к нам! – взвыла не своим голосом Ирка. – Повторяйте!

Гадальщицы, стоявшие плечом к плечу, дружно забасили:

– Дух Ады Яковлевны, приди к нам!

Мира поперхнулась от смеха, но подруги с двух сторон пихнули ее в бок.

– Ржать нельзя, может обидеться.

Они еще несколько раз повторили имя прабабки, но безрезультатно.

– Вспоминаю, она была глуховата, – сказала Мира. – Может, погромче?

Школьницы взвыли еще раз и даже добавили слово «пожалуйста». Ответа не было.

– Бабка Ада, та, что забрала с собой моего пупса! Приди уже к нам! – психанула Мира.

Девчонки прыснули, но внезапно блюдце дернулось, завибрировало и тронулось с места.

У Миры от ужаса вспотели ладони, по позвоночнику прошел ток и ударил испариной в лоб. Она закричала и одернула руки. Блюдце, задумавшись, приостановилось, но под шиканье подруг Тхор вернула руки обратно.