Ответов на эти вопросы не было. Ну как-то растили, наверное, если он, Адам, явился его обрусевшим потомком.

Дине, впрочем, Асадов после свадьбы тоже рассказывал эту байку. Она выслушала его внимательно и заключила:

– В поле – ветер, в попе – гвоздь.

И больше они к этой теме не возвращались. Развивать легенду дальше оказалось некому, учитывая, что род Адама чуть было не прекратился.

* * *

Заказчик Вадим – крепкий молодой мужик с умными глазами и чуткими пальцами – сразу понравился Адаму Ивановичу. Так, по мнению старика, должны выглядеть вестники чего-то приятного. Здоровые, разумные, не пижонские, не слащавые, не сильно модные и явно не влюбленные в себя.

Только лишь глянув в микроскоп на принесенный Вадимом камень, ювелир понял, что здесь и сейчас история закручивает свою проволоку. Изображение ангела тут же оживило образ арабского предка с отсроченной смертью, который вручную гранил осколок чудесного алмаза.

Адам Иванович и сам в молодости работал огранщиком. Приходил на смену, раздевался догола, оставляя все, вплоть до трусов, в шкафчике. Натягивал белый хлопковый костюм и шел на пункт контроля, где его дотошно ощупывал дядя Петя: на заводе строго следили, чтобы работники не воровали. Затем садился за станок, ставил квадрант на крутящийся диск, зажимал кристалл в цангу и начинал выводить нижние грани.

Руки до сих пор помнили эту работу. Четыре щелчка винта – одна грань, далее поворот лимба – вторая… и так далее. Конец дня – снова чуткие ладони дяди Пети с пристрастием обшаривали тело и расчесывали частой гребенкой волосы: вдруг крошечный бриллиант осел на поверхности?

Каждые полгода – проверка зрения. Огранщики должны были обладать соколиной зоркостью.

Асадов с детства без бинокля различал птицу на горизонте и вместе с тем без лупы видел малейшие цифры на стертой пробе колечка.

«Адамовы глаза, – говорила мама, – от корыта до орбиты».

Таким же остроглазым, согбенным, в длинной одежде представлялся ювелиру его предок. Араб, скорее всего, гранил кристалл каменными дисками, работающими от водяного привода. Затем шлифовал плоским инструментом с алмазной пылью, вглядываясь в образ и добиваясь эффекта струящейся походки, будто дух скользил по волнам.

«Как он это сделал? – задавал себе вопрос Адам Иванович, зачищая отлитую заготовку перстня грубыми напильниками. – Как сумел достичь такой стереокартинки?»

Ювелирный секрет оставался непостижимым. Адам Иванович вскоре перестал размышлять об этом, так же как и хирург, приняв за аксиому.

Понемногу работа продвигалась. Перстень был начисто отшлифован, с внутренней стороны появилась заветная надпись. Завершая гравировку последнего слова «доказательств», старик вскрикнул и затряс левой рукой, окропляя кровью стол. Острый штихель вонзился в подушку под большим пальцем на левой ладони, дополняя свежей пробоиной прежние шрамы.

– Вот черт! – Адам Иванович приложил рану к грязному фартуку, пытаясь остановить кровь.

И тут же арабский предок в его голове одернул красную руку от остро заточенного инструмента и вытер о галабею.

– Понимаю, дружище, – пробормотал старик, – понимаю, никуда не денешься, такая работа.