|
Считалось, что Юлии делают своих мужей счастливыми. Глядя на свою дочь, Цезарь был готов поверить в это. Но старинная примета не всегда сбывалась: его младшая тетка, первая жена Суллы, покончила с собой, после того как пристрастилась к вину; его кузина Юлия Антония страдала от частых приступов депрессии и истерии. И все же Рим продолжал верить в чудесное свойство Юлий, и Цезарю не хотелось возражать. Каждый аристократ с достаточным состоянием, не нуждающийся в богатой невесте, думал прежде всего о Юлии из рода Юлиев. Когда Юлия увидела отца, облокотившегося о подоконник в столовой, лицо ее озарилось, она со всех ног бросилась к нему, вскарабкалась на стену, спрыгнула и очутилась в его объятиях. – Как поживает моя девочка? – спросил Цезарь, неся ее к одному из трех обеденных лож и усаживая рядом с собой. – У меня был очень хороший день, папа. А выбранные плебейские трибуны – все хорошие люди? Цезарь улыбнулся, и во внешних уголках его глаз показались вееры морщинок. Хотя его кожа от рождения была очень бледной, но после многих лет пребывания на свежем воздухе – на форумах, в судах, на полях сражений – открытые места стали смуглыми. Однако в глубине мор-щин возле глаз она оставалась белой. Этот контраст очень нравился Юлии. Когда отец не улы-бался и не щурился, веер белых полосок, похожий на боевой раскрас дикаря, был отчетливо ви-ден. Юлия встала на колени и поцеловала сначала один веер, потом другой, а он наклонил голову к ее губам и весь растаял, как не таял ни от одной женщины, даже Цинниллы. – Ты очень хорошо знаешь, – ответил он ей, когда ритуал поцелуев закончился, – что нико-гда не случается так, чтобы все плебейские трибуны оказались хорошими людьми. Новая колле-гия – обычная смесь хорошего, плохого, безразличного, зловредного и интригующего. Но я ду-маю, что они проявят себя более активно, чем нынешние, так что ближе к Новому году Форум будет очень занят. Юлия была сведуща в вопросах политики, но жизнь в Субуре означала, что ее товарищи по играм (даже Матия из соседней квартиры) были разного социального положения и их мало интересовали различные махинации и перестановки в Сенате, комициях и судах. По этой причине, когда девочке исполнилось шесть лет, Аврелия отправила ее в школу Марка Антония Гнифона. Гнифон был личным учителем Цезаря, но, когда Цезарь, достигнув официального мужского возраста, надел жреческие облачения фламина Юпитера, Гнифон оставил его дом и возвратился в школу, где преподавал детям знатных родителей. Юлия оказалась очень способной и старательной ученицей, любившей литературу, как и ее отец. В математике и географии ее способности были более умеренными. Она не обладала удивительной памятью Цезаря. И очень хорошо, разумно заключили все, кто ее любил. Сообразительные и умные девочки – это хорошо. Но девочки-интеллектуалки – это никому не нужно. Прежде всего, это неудобно для них самих. – Почему мы здесь, папа? – спросила Юлия, немного озадаченная. – У меня есть для тебя новость, и я хочу сообщить ее тебе так, чтобы нам никто не мешал, – ответил Цезарь, теперь зная, как это сделать, раз уж он решился. – Хорошая новость? – Не знаю, Юлия. Надеюсь, хорошая. Однако я – не ты. Может быть, тебе она покажется не очень хорошей. Но я думаю, когда ты к ней привыкнешь, ты не будешь ее считать невыносимой. Поскольку девочка была сообразительной и умной, она сразу поняла, в чем дело. – Ты нашел для меня мужа, – сказала она. – Да. Тебе это нравится? – Очень, папа. Юния помолвлена и важничает перед нами, потому что мы еще не помолв-лены. Кто он? – Брат Юнии, Марк Юний Брут. Цезарь пристально смотрел в ее глаза и поэтому заметил, как на мгновение в них мелькну-ло непонятное выражение. Затем она отвернулась и стала смотреть прямо перед собой. Ее неж-ное горло задрожало, и она сглотнула. |
